Выдающийся русский лингвист Лев Владимирович Щерба (1880-1944)

«Глокая куздра штеко будланула бокра и кудрячит бокрёнка» – эта искусственная фраза, в которой все корневые морфемы заменены на бессмысленные сочетания звуков, была придумана в 1928 году для иллюстрации того, что многие семантические признаки слова можно понять из его морфологии. Ее автор – выдающийся русский лингвист, основатель Петербургской фонологической школы – Лев Владимирович Щерба родился 130 лет назад.

Ниже мы приводим сокращенный вариант статьи Дмитрия Львовича Щербы, сына Л. В. Щербы, из сборника Памяти академика Льва Владимировича Щербы.

Фото из сборника Памяти академика Льва Владимировича Щербы, изд-во ЛГУ, 1951

В 1898 г. Лев Владимирович окончил с золотой медалью киевскую гимназию и поступил на естественный факультет Киевского университета. В следующем году он перешел на историко-филологический факультет С.-Петербургского университета, где занимался преимущественно психологией. На третьем курсе, слушая лекции проф. И. А. Бодуэна-де-Куртенэ по введению в языковедение, он увлекается им как человеком, его оригинальным подходом к научным вопросам и начинает заниматься под его руководством. На старшем курсе Лев Владимирович пишет сочинение Психический элемент в фонетике, удостоенное золотой медали. В 1903 г. он кончает университет, и проф. Бодуэн-де-Куртенэ оставляет его при кафедре сравнительной грамматики и санскрита.

В 1906 г. С.-Петербургский университет командирует Льва Владимировича за границу. Год он проводит в Северной Италии, самостоятельно изучая живые тосканские диалекты; в 1907 г. переезжает в Париж. Здесь, в лаборатории экспериментальной фонетики Ж.-П. Руссело в Коллеж де Франс он знакомится с аппаратурой, изучает по фонетическому методу английское и французское произношения и работает самостоятельно, накапливая экспериментальный материал. Осенние каникулы 1907 и 1908 гг. Лев Владимирович проводит в Германии, изучая мужаковский диалект лужицкого языка в окрестностях города Мускау (Мужаков).

Изучение этого затерянного в немецком языковом окружении славянского языка крестьян подсказано было ему Бодуэном-де-Куртенэ в целях разработки теории смешения языков. Кроме того, Лев Владимирович стремился всесторонне изучить какой-нибудь живой, совершенно ему незнакомый бесписьменный язык, что он считал особенно важным для того, чтобы не навязывать языку каких-нибудь предвзятых категорий, не укладывать язык в готовые схемы. Он поселяется в деревне в окрестностях города Мужаков, не понимая ни полслова на изучаемом диалекте. Он учит язык, живя одной жизнью с семьей, принявшей его, участвуя с нею в полевых работах, разделяя воскресные развлечения. Собранные материалы Лев Владимирович оформил впоследствии в книгу, представленную им на соискание докторской степени. Конец своей заграничной командировки он проводит в Праге, изучая чешский язык.

Словарь под ред. акад. Л.В. Щербы, изд-во Советская энциклопедия, М., 1969

Вернувшись в Петербург в 1909 г., Лев Владимирович становится хранителем кабинета экспериментальной фонетики, основанного при университете еще в 1899 г., но находившегося в запущенном состоянии.

Кабинет стал любимым детищем Льва Владимировича. Добившись некоторых дотаций, он выписывает и строит аппаратуру, систематически пополняет библиотеку. Под его руководством в течение более тридцати лет в лаборатории непрерывно ведутся экспериментальные исследования, посвященные фонетике и фонологическим системам языков различных народов нашего Союза. В лаборатории впервые в России Лев Владимирович организует фонетическое обучение произношению западноевропейских языков.

В начале двадцатых годов Лев Владимирович составляет проект организации Лингвистического института с широким привлечением различных специалистов. Связи фонетики с другими дисциплинами всегда были ясны для него. Он говорит: «Будучи заинтересован в развитии общего языкознания и в частности фонетики, я давно обратил внимание на то, что вопросами речи занимаются, кроме лингвистов, в разных науках: в физике (акустика звуков речи), в физиологии, в психологии, в психиатрии и неврологии (всевозможные афазии и другие расстройства речи); наконец, к вопросам речи с практической стороны подходят и деятели сцены (певцы, актеры) и имеют значительный запас интересных наблюдений. Однако все работают совершенно изолированно друг от друга... Мне всегда казалось, что от взаимного сближения все указанные дисциплины выиграют, и что сближение естественнее всего должно происходить в лоне общего языкознания...».

В плане своей научной деятельности Лев Владимирович почти полностью осуществил эти свои идеи. Начиная с 1910 г. он читает введение в языкознание на педагогическом факультете Психоневрологического института, ведет занятия по фонетике на курсах для учителей глухонемых. Лев Владимирович был сотрудником Института дефектологии Академии педагогических наук. В 1929 г. в лаборатории организуется специально для группы врачей и логопедов семинар по экспериментальной фонетике. Лев Владимирович несколько раз выступает с докладами в Обществе врачей-отоларингологов. Не менее живыми являются его связи с артистическим миром, со специалистами по дикции и постановке голоса, с теоретиками пения. В начале двадцатых годов Лев Владимирович с увлечением работает в Институте живого слова. В тридцатых годах он читает циклы лекций по фонетике и по русскому языку в Русском театральном обществе, делает доклад на вокальном факультете Ленинградской Государственной консерватории.

В двадцатых и тридцатых годах Лаборатория экспериментальной фонетики Ленинградского университета превращается в первоклассное научно-исследовательское учреждение. Она пополняется новым оборудованием, увеличивается состав ее сотрудников, круг ее работ расширяется. Со всех концов Союза, преимущественно из национальных республик, сюда едут учиться.

Фото: М. Ривес
Могила Л. В. Щербы на Ваганьковском кладбище в Москве

Период жизни Льва Владимировича, начиная с 1909 и до 1916 г., является плодотворным в научном отношении. За эти шесть лет он пишет две книги, защищает их, становится магистром и доктором. Лев Владимирович ведет занятия по экспериментальной фонетике, семинары по старославянскому языку, по языковедению, по русскому языку, читает курс сравнительной грамматики индоевропейских языков, который он строит каждый год на материале нового языка.

С 1914 г. он руководит студенческим кружком по изучению живого русского языка. Среди активных участников этого кружка можно назвать С. Г. Бархударова, С. М. Бонди, С. А. Еремина, Ю. Н. Тынянова.

Параллельно Лев Владимирович берет на себя административные обязанности в различных учебных учреждениях: он ищет возможностей влиять на организацию преподавания, на его характер, стремится поднять преподавание, как родного языка, так и иностранных до уровня современных достижений науки. Он неутомимо борется с формализмом и рутиной в преподавании и не поступается своими идеалами. Так, в 1913 г. Лев Владмирович уходит из С.-Петербургского учительского института, где теперь «главным делом преподавателя считается не сообщение знаний, а неукоснительное исполнение чиновничьих правил, вытесняющих науки и парализующих самодеятельность учащихся», – пишут его бывшие ученики.

Наиболее яркой страницей деятельности Льва Владимировича в двадцатых годах являются разработка им фонетического метода обучения иностранному языку и широкое распространение этого метода. Характерно внимание, уделяемое чистоте и правильности произношения. Все фонетические явления изучаемого языка получают научное освещение и сознательно усваиваются учащимися. Значительное место в преподавании занимают слушание и разучивание патефонных пластинок с иностранными текстами. В идеале все преподавание должно быть построено на пластинках, подобранных в определенной системе.

В основе этого усиленного изучения звуковой стороны языка, лежала идея Льва Владимировича о том, что полное понимание иностранной речи неразрывно связано с правильным, вплоть до интонаций, воспроизведением их звуковой формы. Идея эта связана с общей лингвистической концепцией Льва Владимировича, считавшего, что самым существенным для языка как средства общения является его устная форма.

В 1924 г. Лев Владимирович избирается членом-корреспондентом Всесоюзной Академии наук. Тогда же он входит в состав Словарной комиссии Академии наук, которая работает над изданием большого словаря русского языка, предпринятым еще акад. А. А. Шахматовым. В результате этой работы у Льва Владимировича зарождаются свои идеи в области лексикографии. Во второй половине двадцатых годов он работает над составлением Академического словаря русского языка, стремясь на практике применить свои теоретические построения.

С 1930 г. Лев Владимирович начинает работу по составлению русско-французского словаря. Он строит свою теорию дифференциальной лексикографии, вкратце изложенную в предисловии ко второму изданию словаря, созданного им в результате почти десятилетних работ. Словарь этот является не только одним из лучших советских пособий по французскому языку, его принципы и система положены Государственным издательством иностранных и национальных словарей в основу всех работ над аналогичными словарями.

Фото: И. Благовещенский
Бюст академика Л.В.Щербы, установленный во дворе филфака СПбГУ около входа на кафедру фонетики

К середине тридцатых годов относится и другое пособие по французскому языку, написанное Львом Владимировичем: Фонетика французского языка. Книга эта является итогом его двадцатилетней исследовательской и педагогической работы над французским произношением. Она построена на сравнении французского произношения с русским.

В 1937 г. Лев Владимирович становится во главе общеуниверситетской кафедры иностранных языков. Он реорганизует преподавание языков, внедряя в него свою методику чтения и раскрытия содержания иностранных текстов. С этой целью он ведет для преподавателей специальный методический семинар, демонстрируя свои приемы на латинском материале. Его идеи нашли отражение в брошюре Как надо изучать иностранные языки. За два года своего заведывания кафедрой Лев Владимирович значительно поднимает уровень знания языков студентами.

Кроме того, он участвует в широко развернувшихся работах по стандартизации и урегулированию орфографии и по грамматике русского языка. Лев Владимирович входит в состав коллегии, редактирующей школьный учебник по грамматике русского языка С. Г. Бархударова, участвует в составлении «Проекта правил единой орфографии и пунктуации», вышедшего в 1940 г.

В октябре 1941 г. Лев Владимирович эвакуируется в город Молотовск Кировской области. Летом 1943 г. он переезжает в Москву, где возвращается к привычному образу жизни, с головой уходя в научную, педагогическую и организационную деятельность. С августа 1944 г. он серьезно болен. Скончался Лев Владимирович 26 декабря 1944 г.

(Д. Л. Щерба Лев Владимирович Щерба, из сборника статей Памяти академика Льва Владимировича Щербы, изд-во ЛГУ, 1951)

«Он до последних дней жизни был рыцарем филологии, не изменявшим ей в годы самых больших потерь, унижений и нападок на филологическое образование.
Заветы Л. В. Щербы нам дороги и долго еще будут вдохновлять нас. Идеи его будут жить и станут достоянием многих-многих – и даже тех, кто никогда не услышит и не узнает имени Щербы».

Б. А. ЛАРИН
Значение работ академика Л. В. Щербы в русском языкознании

Лев Владимирович Щерба (1880-- 1944)

Л. В. Щерба - известный русский советский языковед, академик. Его учителем был И. А. Бодуэн де Куртенэ, один из самых блестящий филологов XIX-XX вв. Лев Владимирович Щерба родился 20 февраля (3 марта) 1880 г. в Петербурге. В 1903 г. окончил Петербургский университет. Л.В. Щерба был основателем фонетической лаборатории в Петербургском университете. В 1916-1941 гг. - профессор Петроградского (Ленинградского) университета, с 1943 г. - академик Академии наук СССР. В последние годы жизни работал в Москве. В истории лингвистики известен, прежде всего, как выдающийся специалист по фонетике и фонологии. Развил концепцию фонемы И.А. Бодуэна де Куртенэ и разработал «ленинградскую» фонологическую концепцию, сторонники которой (М.И. Матусевич, Л.Р. Зиндер и др.) совместно образовали Ленинградскую фонологическую школу.

Родился в городе Игумен Минской губернии (иногда указывается неверное место рождения Петербург, откуда незадолго до его рождения переехали его родители), но вырос в Киеве, где окончил гимназию с золотой медалью. В 1898 году поступил на естественный факультет Киевского университета. В 1899 году, после переезда родителей в Петербург, перевёлся на историко-филологический факультет Петербургского университета. Ученик И. А. Бодуэна де Куртенэ. В 1903 году окончил Петербургский университет с золотой медалью за сочинение «Психический элемент в фонетике». В 1906--1908 гг. жил в Европе, изучал грамматику, сравнительно-историческое языкознание и фонетику в Лейпциге, Париже, Праге, исследовал тосканские и лужицкие (в частности, мужаковский) диалекты. В Париже, в числе прочего, работал в лаборатории экспериментальной фонетики Ж.-П. Руссло. С 1909 года -- приват-доцент Петербургского университета. Преподавал, помимо него, на Высших женских курсах, в Психоневрологическом институте, на курсах для учителей глухонемых и учителей иностранных языков. Читал курсы по введению в языкознание, сравнительной грамматике, фонетике, русскому и старославянскому языкам, латыни, древнегреческому, преподавал произношение французского, английского, немецкого языков. В 1909 году создал в Петербургском университете лабораторию экспериментальной фонетики, ныне -- его имени. В 1912 году защитил магистерскую диссертацию («Русские гласные в качественном и количественном отношении»), в 1915 году -- докторскую диссертацию («Восточнолужицкое наречие»). С 1916 года -- профессор кафедры сравнительного языкознания Петроградского университета. С 1924 года -- член-корреспондент Российской академии наук, с 1943 года -- академик АН СССР. С 1924 года -- почётный член Международной ассоциации фонетистов. Развил концепцию фонемы, воспринятую им от Бодуэна, придав термину «фонема» его современное значение. Основатель Ленинградской (Петербургской) фонологической школы. Среди его учеников -- Л. Р. Зиндер и М. И. Матусевич. Среди его научных интересов, помимо уже названных, были синтаксис, грамматика, вопросы взаимодействия языков, вопросы преподавания русского и иностранных языков, вопросы языковой нормы, орфографии и орфоэпии. Подчёркивал важность разграничения научного и «наивного» значения слова, создал научную типологию словарей. Поставил проблему построения активной грамматики, идущей от значений к выражающим их формам (в противоположность традиционной, пассивной грамматике, идущей от форм к значениям).

В работе «О трояком аспекте языковых явлений и об эксперименте в языкознании» разграничил языковой материал, языковую систему и речевую деятельность, развив тем самым идею Ф. де Соссюра о разграничении языка и речи. Щерба ввёл понятия отрицательного языкового материала и лингвистического эксперимента. При проведении эксперимента, полагал Щерба, важно не только использовать подтверждающие примеры (как можно говорить), но и систематически рассматривать отрицательный материал (как не говорят). В этой связи он писал: «особенно поучительны бывают отрицательные результаты: они указывают или на неверность постулированного правила, или на необходимость каких-то его ограничений, или на то, что правила уже больше нет, а есть только факты словаря, и т. п.» Л. В. Щерба -- автор фразы «Глокая куздра штеко будланула бокра и курдячит бокрёнка». В Ленинградском университете преподавал до 1941 года. Последние годы жизни провёл в Москве, где и скончался. Деятельность По мнению Щербы, один и тот же язык можно описать как с точки зрения говорящего (подбор языковых средств в зависимости от смысла, который нужно выразить), так и с точки зрения слушающего (разбор данных языковых средств с целью вычленения их смысла). Первое он предложил называть «активной», а второе -- «пассивной» грамматиками языка. Активная грамматика очень удобна для изучения языка, но на практике составление такой грамматики очень сложно, так как исторически языки, изучаемые в первую очередь их носителями, описываются с точки зрения пассивной грамматики.

Л.В. Щерба внёс значительный вклад в общую лингвистику, лексикологию, лексикографию и теорию письма. Выдвинул оригинальную концепцию языка и речи. В отличие от концепции Фердинанда де Соссюра, ввёл разделение не двух, а трёх сторон объекта лингвистики: речевой деятельности, языковой системы и языкового материала. Отказавшись от психологического подхода к языку, ставил вопрос о речевой деятельности, которая позволяла говорящему производить ранее никогда им не слышанные высказывания. В связи с этим рассматривал вопрос об эксперименте в лингвистике. В области фонологии известен как один из создателей теории фонемы. Первым проанализировал понятие фонемы как словоразличительной и морфеморазличительной единицы.

Круг научных интересов Щербы чрезвычайно широк и разнообразен. Его магистерская диссертация была посвящена описанию восточно-лужицкого наречия (языка одной из малоизученных в тот период славянских народностей, проживавших на территории Германии), к изучению которого он обратился по совету Бодуэна де Куртенэ. В работе Лев Владимирович с большим успехом использовал методы полевой (экспедиционной) лингвистики, что было большой редкостью в то время. Щерба не знал серболужицкого языка, поселился среди лужичан в крестьянском доме, и за две осени (1907-1908) выучил язык и подготовил его описание, которое изложил в монографии "Восточно-лужицкое наречие" (1915).

Большое значение придавал ученый исследованиям живой разговорной звучащей речи. Он широко известен как фонолог и фонетист, основатель Ленинградской (Петербургской) фонетической школы. Он впервые ввел в практику лингвистического исследования экспериментальные методы и получил на их основе блестящие результаты. Наиболее известна его фонетическая работа - "Русские гласные в качественном и количественном отношении" (1912). Много сделал Щерба для теории и практики лексикографии и лексикологии. Подготовленный под его руководством двуязычный словарь нового типа (объяснительного, или переводного) - "Русско-французский словарь" (1936) - используется в практике преподавания французского языка и для переводов до сих пор. Его статья "О частях речи в русском языке" (1928) стала существенным вкладом в русскую грамматическую теорию, показала, что же реально скрывается за привычными для нас словами: существительное, глагол, прилагательное и т.д. Щерба был блестящим педагогом: много лет он проработал в Ленинградском, затем в Московском университетах, подготовил целую плеяду учеников, которые стали выдающимися лингвистами (В. В. Виноградов, Л. Р. Зиндер и др.).

Интерес Щербы к методике преподавания зародился еще в начале его научной деятельности. В связи со своей педагогической работой он начал заниматься вопросами преподавания русского языка, но вскоре его внимание привлекает также методика преподавания иностранных языков: говорящие машины (его статья 1914 г.), разные стили произношения, что играет в преподавании важную роль (статья 1915 г.), и т.д. Занимался он и отличиями французской звуковой системы от русской и пишет об этом в 1916 г. статью, послужившую как бы зародышем его "Фонетики французского языка". В 1926 г. появляется его статья "Об общеобразовательном значении иностранных языков", вышедшая в журнале "Вопросы педагогики" (1926, вып. I), где находим - опять-таки в зародыше - те теоретические идеи Щербы, которые он развивал в дальнейшем в течение всей своей научной жизни. Наконец, в 1929 г. выходит его брошюра "Как надо изучать иностранные языки", где он ставит ряд вопросов, касающихся изучения иностранных языков взрослыми. Здесь, в частности, он развивает (в плане методики) теорию о словарных [В дальнейшем Л.В. их называл знаменательными.] и строевых элементах языка и о преимущественной важности знания строевых элементов. В развитии этого интереса Щербы сыграл большую роль и его учитель И.А.Бодуэн де Куртенэ, хотя и не оставивший ничего специально касающегося методики преподавания иностранных языков, но питавший глубокий интерес к живому языку, который побуждал его, как говорил Л.В., "поощрять у своих учеников занятия тем или другим видом приложения своей науки к практике". Важность изучения иностранных языков в средней школе, их общеобразовательное значение, методика преподавания, а также и изучение их взрослыми все больше привлекает внимание Щербы. В 30-е годы он много думает над этими вопросами и пишет ряд статей, в которых высказывает новые, оригинальные мысли. В начале 40-х годов, во время войны, находясь в эвакуации, по плану Института школ Щерба начал писать книгу, являющуюся результатом всех его размышлений над методикой преподавания иностранных языков; это как бы сгусток его методических идей, которые возникли в течение всей его научной и педагогической деятельности - на протяжении тридцати с лишним лет. Он не успел ее закончить, она вышла из печати через три года после его смерти, в 1947 г.* Как лингвист-теоретик, Щерба не разменивался на методические мелочи, на различные приемы, он старался осмыслить методику путем приобщения ее к общему языкознанию, старался заложить в ее базу важнейшие идеи общей лингвистики. Книга эта представляет собой не столько методику преподавания языка в средней школе (хотя и школьный учитель может извлечь из нее для себя много полезного), сколько общие вопросы методики, как и сказано в подзаголовке. Щерба говорит: "В качестве лингвиста-теоретика я трактую методику преподавания иностранных языков как прикладную отрасль общего языковедения и предлагаю вывести все построение обучения иностранному языку из анализа понятия "язык" в его разных аспектах". Основная идея Щербы состоит в том, что при изучении иностранного языка усваивается новая система понятий, "которая является функцией культуры, а эта последняя - категория историческая и находится в связи с состоянием общества и его деятельностью". Эта система понятий, отнюдь не являющаяся неподвижной, усваивается от окружающих через посредство языкового материала (т.е. неупорядоченного лингвистического опыта), "превращающегося, согласно общему положению, в обработанный (т.е. упорядоченный) лингвистический опыт, т.е. в язык". Естественно, что системы понятий в разных языках, поскольку они являются социальной, экономической и культурной функцией общества, не совпадают, это Щерба и показывает на ряде убедительных примеров. Так обстоит дело и в области лексики, и в области грамматики. Овладение языком заключается в усвоении определенных "лексических и грамматических правил" данного языка, хотя и без соответственной технической терминологии. Щерба подчеркивает и доказывает важность различения в грамматике, помимо строевых и знаменательных элементов языка, о чем уже говорилось, так называемой пассивной грамматики и активной. "Пассивная грамматика изучает функции, значения строевых элементов данного языка, исходя из их формы, т.е. внешней их стороны. Активная грамматика учит употреблению этих форм".

В 1944 году, готовясь к тяжёлой операции, изложил свои взгляды на многие научные проблемы в статье «Очередные проблемы языкознания». Учёный не вынес операции, таким образом этот труд стал своего рода завещанием Льва Владимировича. В своей последней работе Щерба затронул такие вопросы, как: двуязычие чистое (два языка усваиваются независимо) и смешанное (второй язык усваивается через первый и «привязывается» к нему); неясность традиционных типологических классификаций и неопределённость понятия «слово» («Понятия „слово вообще“ не существует», -- пишет Щерба); противопоставление языка и грамматики; различие активной и пассивной грамматики и другие.

Основные работы: «О частях речи в русском языке», «О трояком аспекте языковых явлений и об эксперименте в языкознании», «Опыт общей теории лексикографии», «Очередные проблемы языковедения», «Русские гласные в качественном и количественном отношении», «Восточнолужицкое наречие», «Фонетика французского языка», «Теория русского письма».

Л. В. ЩЕРБА. ОСНОВНЫЕ ВЕХИ ЕГО ЖИЗНИ И НАУЧНОГО ТВОРЧЕСТВА

Л. Р. Зиндер и М. И. Матусевич

Л. В. Щерба родился 20 февраля (5 марта) 1880 г. в семье инженера-технолога. В 1898 г., по окончании гимназии в Киеве, где тогда жили его родители, Лев Владимирович поступает на естественный факультет Киевского университета, но уже в следующем году переходит на историко-филологический факультет С.-Петербургского университета, чтобы посвятить себя в дальнейшем преподаванию русского языка и литературы, о чем мечтал с юношеских лет (так он писал в одной из автобиографий). В 1903 г. Л. В. Щерба кончает университет и И. А. Бодуэн де Куртенэ, под руководством которого он занимался, оставляет его при кафедре сравнительной грамматики и санскрита. После сдачи магистерских экзаменов в 1906 г. Л. В. получает командировку за границу и едет в Лейпциг, а затем в Северную Италию, где самостоятельно изучает в деревне живые тосканские диалекты. Затем во время осенних каникул 1907 и 1908 гг. едет в лужицкую языковую область и по совету И. А. Бодуэна де Куртенэ занимается изучением мужаковского диалекта лужицкого языка, являющегося таким образцом, в котором выявляется взаимное влияние немецкого и лужицкого. В конце 1907 г. и в 1908 г. Л. В. живет в Париже и работает в лаборатории экспериментальной фонетики Ж. П. Руссло, изучая фонетику ряда языков и экспериментальные методы исследования. Одновременно с этим он накапливает экспериментальный материал и по фонетике русского языка для своей магистерской диссертации.

В 1909 г. Л. В. возвращается в Петербург, избирается приват-доцентом Петербургского университета и одновременно становится хранителем кабинета экспериментальной фонетики (ныне лаборатория имени Л. П. Щербы), основанного еще в 1899 г. профессором С. К. Буличем, но находившегося в запущенном состоянии. Л. В. вкладывает всю свою энергию и знания в развитие кабинета и добивается значительной дотации на приобретение необходимой аппаратуры и книг. С тех пор и до конца своей жизни, в течение тридцати с лишним лет, Л. В. неустанно развивает работу лаборатории, являвшейся его любимым детищем.

Годы с 1909 по 1916 были очень плодотворными в научной деятельности Л. В. Щербы. В 1912 г. он публикует и защищает магистерскую диссертацию «Русские гласные в качественном и количественном отношении», а в 1915 г. - докторскую «Восточнолужицкое наречие». В 1916 г. он избирается профессором Петроградского университета и находится в этой должности до эвакуации из Ленинграда в 1941 г. В этот период Л. В. участвует и в работе других учебных и научных учреждений, где он занимается организационной, педагогической и научной деятельностью, как-то: на курсах иностранных языков Бобрищевой-Пушкиной, в Петербургском учительском институте, на Бестужевских женских курсах, в Институте живого слова, в Институте истории искусств и др.

Начиная с молодых лет Л. В. стремится соединить свои теоретические изыскания с практикой в разных ее аспектах, применить их для развития культурного строительства в нашей стране. Так, уже в 1914 г. он заботится о развитии языковой культуры студентов университета и организует кружок по изучению русского языка (среди участников его были С. Г. Бархударов, Ю. Н. Тынянов и др.), руководителем которого он был в течение нескольких лет. Л. В. был связан также и со школой, сначала в качестве председателя педагогического совета, а после революции - директора 1-й единой трудовой школы Петроградского района. Как пишет в биографии Л. В. его сын, «Лев Владимирович сознательно берет на себя административные обязанности. . .: он ищет верных и широких возможностей влиять на организацию преподавания, на его характер». Это стремление его быть полезным в развитии образования прежде всего в средней, а затем и в высшей школе лежит в деятельности Л. В. в течение всей его жизни.

Особо следует упомянуть деятельность Л. В. в 20-х годах в качестве организатора и руководителя различных курсов иностранных языков (фонетический институт практического изучения языков и др.). Л. В. предполагал организовать в этом институте наряду с преподаванием разных других языков (западноевропейских и восточных) также и преподавание русского языка для нерусских. Л. В. вводит там преподавание иностранных языков по фонетическому методу и разрабатывает свою оригинальную систему.

Начиная с 20-х годов Л. В. является бессменным председателем Лингвистического общества (естественного продолжения лингвистического отделения Неофилологического общества) и группирует вокруг себя лингвистов разнообразных специальностей. С 1923 по 1928 г. под редакцией Л. В. выходит четыре выпуска сборника «Русская речь», задачей которого была популяризация лингвистики. В них принимали участие как ученые старшего поколения, например Д. Н. Ушаков, В. И. Чернышев и др., так и молодые, например С. Г. Бархударов, С. И. Бернштейн, В. В. Виноградов, Б. А. Ларин и др.

В 1924 г. Л. В. избирается членом-корреспондентом Академии наук СССР, и с этого времени начинается его плодотворная деятельность в области теории составления словарей (см. ниже, стр. 16), завершающаяся в 1940 г. написанием труда .

Около 1930 г. Л. В. занялся пересмотром своих общелингвистических положений, и результатом этого явилась статья «О трояком аспекте языковых явлений и об эксперименте в языкознании», которой он придавал большое значение (подробнее см. ниже, стр. 9).

В 30-е годы Л. В. продолжает заниматься словарной работой, пишет учебное пособие «Фонетика французского языка», но уделяет также большое внимание и исследованию различных вопросов грамматики, по преимуществу синтаксических, русского языка, что привлекало его еще в 20-е годы, когда он читал в Институте живого слова курс синтаксиса русского языка.

Продолжая свою многогранную деятельность и в Ленинградском университете и в Академии наук, Л. В. в то же время уделяет много времени вопросам культурного строительства. С чувством большой ответственности он принимает участие в написании учебников для средней школы, программ, в разработке вопросов орфографии и т. д. Еще в 1921 г. Л. В. активно участвует в строительстве национальных культур Союза ССР, помогает созданию письменности языка коми. А в конце 30-х годов Л. В. привлекают к переводу графики различных языков с латинского на русский алфавит, и он - благодаря своей большой лингвистической эрудиции - дает глубокие, интересные заключения по таким проектам, как например печатающееся здесь впервые по сохранившейся рукописи «Мнение Л. В. Щербы о проекте кабардинского алфавита на основе русской графики».

В конце 30-х годов Л. В. активно участвовал также в создании нормативной грамматики русского языка, подготавливаемой к изданию в АН СССР. Однако Л. В. не успел закончить эту работу из-за эвакуации в начале войны в Нолинск, где он провел два года. Там он сотрудничает в Институте школ, а также в Институте дефектологии и др., эвакуированных из Москвы. В Нолинске же Л. В. пишет «Теорию русского письма», которая осталась незаконченной, затем книгу «Основы методики преподавания иностранных языков» по плану Института школ (он написал только первую половину ее), статьи по методике преподавания языков и др.

В 1943 г. Л. В. переезжает вместе с реэвакуирующимися институтами Наркомпроса в Москву и с головой уходит в научную, педагогическую и организационную деятельность в различных институтах и комитетах.

В сентябре 1943 г. Л. В. избирается действительным членом Академии наук СССР, а в марте 1944 г. - действительным членом вновь созданной Академии педагогических наук СССР, в которой он становится во главе историко-филологического отдела.

Последним начинанием Л. В. была организованная Диалектологической комиссией АН СССР диалектологическая конференция по северно-русским говорам в Вологде. Он был ее председателем и параллельно проводил для ее участников семинар по фонетике.

С августа 1944 г. Л. В. серьезно заболел, хотя первые месяцы еще продолжал работать. 26 декабря 1944 г. он скончался.

Научное творчество Л. В. Щербы было очень разнообразным. Он писал и на общелингвистические темы, в частности общефонетические, и о различных аспектах отдельных языков (главным образом русского), и о звуковом строе языков (русского, французского), и о лексикографии, и о методике преподавания иностранных языков, и о графике и орфографии и т. д.

Охарактеризовать все это в одной небольшой статье, разумеется, невозможно. Поэтому авторы останавливаются только на тех проблемах, которые считают особенно значительными для характеристики Льва Владимировича как ученого-языковеда.

Широта лингвистических интересов, глубина и оригинальность развивавшихся Л. В. Щербой идей выдвинули его в первые ряды советских языковедов. Его общелингвистические взгляды были полное всего изложены им в статье «О трояком аспекте языковых явлений и об эксперименте в языкознании» , опубликованной к 1931 г., и в работе «Очередные проблемы языкознания», которую он не успел закончить и которая была напечатана уже после его смерти. Первая была результатом глубокого пересмотра Щербой унаследованной им от Бодуэна психологической трактовки языка и соответствующих методов его изучения. Пересмотр этот заключался не в прямой критике старых взглядов, а в поисках внутренних особенностей, присущих объекту языковедения, которые могли послужить основанием для этих взглядов.

Важнейшим положением, выдвигаемым здесь Щербой, было различение речевой деятельности, языковой системы и языкового материала. При этом на первом месте стоит речевая деятельность, т. е. процессы говорения и понимания; она возможна благодаря наличию второго аспекта - языковой системы, т. е. словаря и грамматики, которые не даны в непосредственном опыте, «ни в психологическом, ни в физиологическом», а могут выводиться только из языкового материала, т. е. «совокупности всего говоримого и понимаемого в определенной конкретной обстановке в ту или другую эпоху жизни данной общественной группы». Таким образом, в языковой системе мы имеем «некую социальную ценность, нечто единое и общеобязательное для всех членов данной общественной группы, объективно данное в условиях жизни этой группы». Психофизиологическая речевая организация индивида является лишь проявлением языковой системы. «Но само собой разумеется, - пишет Щерба, - что сама эта психофизиологическая речевая организация индивида вместе с обусловленной ею речевой деятельностью является социальным продуктом».

Весьма существенным для концепции Щербы является то, что в отличие от Соссюра, рассматривавшего язык и речь как хотя и связанные между собой, но независимые сферы, Щерба говорил об аспектах лишь искусственно разграничиваемого единого целого, «так как очевидно, - писал он, - что языковая система и языковой материал - это лишь разные аспекты единственно данной в опыте речевой деятельности, и так как не менее очевидно, что языковой материал вне процесса понимания будет мертвым, само же понимание вне как-то организованного языкового материала (т. е. языковой системы) невозможно».

Владение языковой системой позволяет говорящему создавать и понимать тексты хотя и по определенным правилам, «но зачастую самым неожиданным образом». Щерба подчеркивает при этом важность содержательной стороны. При создании текстов действуют, читаем мы, «не только правила синтаксиса, но, что гораздо важнее, - правила сложения смыслов, дающие не сумму смыслов, а новые смыслы. . .» .

«Если бы наш лингвистический опыт, - писал Щерба в другой работе, - не был упорядочен у нас в виде какой-то системы, которую мы и называем грамматикой, то мы были бы просто понимающими попугаями, которые могут повторять, и понимать только слышанное». 9

В статье «О трояком аспекте языковых явлений и об эксперименте в языкознании» Щерба подвергает критике свои старые работы, касающиеся субъективного метода (в частности, метода самонаблюдения). Он настаивает на необходимости эксперимента в лингвистических исследованиях, ванжность которого подчеркивается уже самим названием статьи. Только эксперимент может дать в руки лингвиста «отрицательный языковой материал», который характеризуется Щербой следующим образом: «... в "текстах" лингвистов обыкновенно отсутствуют неудачные высказывания, между тем как весьма важную составную часть "языкового материала" образуют именно неудачные высказывания с отметкой "так не говорят", которые я буду называть "отрицательным языковым материалом". Роль этого отрицательного материала громадна и совершенно еще не оценена в языкознании, насколько мне известно». 10

Эксперимент, по Щербе, - это самый надежный путь для проникновения в сущность языка, в идиоматичность отдельных языков. Именно признанием преимущества экспериментальных методов, неприменимых при анализе старых текстов, объясняется тот интерес Щербы к исследованию живых языков, который столь для него характерен.

Статья «Очередные проблемы языковедения», частично перекликающаяся с рассмотренной выше статьей «О трояком аспекте языковых явлений», посвящена главным образом выяснению принципов адекватного описания языков, построения грамматик и словарей, которые бы, по словам Щербы, «отвечали языковой действительности и которые были бы свободны от всяких традиционных и формалистических предрассудков». 11 Созданию «действительно хороших описаний» мешает то, что лингвисты находятся под влиянием латинской грамматики, «от которой они лишь с великим трудом и только очень постепенно освобождаются», «и изучаемый язык в той или иной мере воспринимается ими в рамках и категориях родного». 12

Познание структуры человеческого языка, вообще являющейся, как об этом часто говорил Л. В. Щерба, единственным предметом языковедения как науки, требует изучения не только языков культурных народов. «Три типа языков, - читаем мы в той же статье, - нуждаются в первую голову в "беспредрассудочном" изучении. Это, во-первых, языки племен, стоящих на низком уровне развития. . . Во-вторых, требуют пристального изучения языки жестов. . . Третий тип языков, который, по-моему, нуждался бы в пристальном изучении, - это язык всевозможных афатиков». 13 Как и всегда, Щерба отмечал и практическое значение исследования подобных языков.

Большое место занимает в рассматриваемой статье проблема содержания описательной грамматики, в связи с чем стоит разграничение грамматики и лексики, которое, по Щербе, характеризуется следующим образом: «. . . все индивидуальное, существующее в памяти как таковое и по форме никогда не творимое в момент речи, - лексика. . ., все правила образования слов, форм слов, групп слов и других языковых единств высшего порядка - грамматика». 14 Вместе с тем лексика не представляет собой нечто беспорядочное: напротив, Щерба пишет о «системе лексики» и о «правилах словаря».

Важным моментом в концепции Щербы является, далее, различение активной и пассивной грамматики, которое развивается им особенно подробно в работах по методике преподавания иностранных языков. 15

Широкий отклик получило в нашем языковедении учение Щербы о частях речи. Он считал, что оно должно составлять особый отдел грамматики, который он предлагал назвать «лексические категории». По мысли Щербы, в нем должны найти себе место «не только такие общие категории, как существительные, прилагательные, глаголы», но и «такие категории, как безличность. . . и категория грамматического рода». 16 Такой своеобразный подход к учению о частях речи связан с тем, что Щерба видел в нем не классификацию слов, а объединение их в очень общие категории, определяемое различными, но в первую очередь семантическими факторами.

Л. В. Щерба почти не оставил исследований диахронического характера, но его высказывания по соответствующим проблемам представляют несомненный интерес. Он говорил о том, что язык находится «все время в состоянии лишь более или менее устойчивого, а сплошь и рядом и вовсе неустойчивого равновесия», что «всегда и везде есть факты, которые грызут норму». 17

Вслед за своим учителем Бодуэном де Куртенэ Л. В. Щерба придавал большое значение фактору смешения языков. В своих работах он много раз обращался к проблеме двуязычия. Смешение, по его мнению имеющее социальную природу, лежит и в основе эволюции языков. Он писал: «. . . капитальнейшим фактором языковых изменений являются столкновения двух общественных групп, а следовательно, и двух языковых систем, иначе - смешение языков»; и далее: «Так как процессы смешения происходят не только между разными языками, по и между разными групповыми языками внутри одного языка, то можно сказать, что процессы эти являются кардинальными и постоянными в жизни языков». 18

Нетрудно увидеть, что ряд изложенных выше идей Л. В. Щербы, как это недавно отмечали О. С. Ахманова и С. Д. Кацнельсон, во многом предвосхитили и основные положения и методы (в их принципиальном аспекте) новейших лингвистических направлений, в частности порождающей грамматики и трансформационного метода Н. Хомского.

В области фонологии Щерба известен как один из создателей теории фонемы. Ему принадлежит первый в истории науки специальный анализ понятия фонемы как словоразличительной и морфеморазличительной единицы, противопоставленной оттенку (варианту) как единице, не обладающей такой дистинк-тивной функцией. Такому анализу было посвящено введение к магистерской диссертации Щербы, опубликованной в 1912 г. под названием «Русские гласные в качественном и количественном отношении». В это время на Западе никто еще не писал о фонеме, а Щерба, хотя иногда и в очень сжатом виде, рассмотрел все важнейшие проблемы фонологии, которые и до сих пор волнуют исследователей.

Щерба начинает анализ понятия фонемы с показа того, что к понятию отдельного звука говорящие приходят только через фонему благодаря ее связи со смысловыми единицами языка. Проблему членения потока речи он считал важнейшей и труднейшей проблемой фонологии до конца своей жизни. В своих лекциях по общей фонетике, читанных им в Ленинградском университете во второй половине 30-х годов, Щерба постоянно возвращался к этой мысли. В записях лекций, сделанных одной из ближайших учениц Льва Владимировича - И. П. Сунцовой, - имеются такие строки: «Когда говорят о фонемах, обычно говорят о сравнении фонем друг с другом. Наиболее трудное в вопросе о фонеме то, как мы делим на фонемы»; и далее: «Первый вопрос, связанный с фонемой, это вопрос о делимости звуковых рядов на части». В другой лекции мы читаем: «Надо себе представлять, что реально дано нам в языке: речевой поток; звуков речи нет. Вот делится на в, о, т, т. е. на элементы в результате анализа. Звуки получаются в результате анализа потока». В опубликованном уже после смерти Щербы введении к академической «Грамматике русского языка» он писал: «. . . ничто не отделяет один звук от другого, с ним в речи соседящего. . . Однако поскольку отдельные звуки речи служат для различения смысла слов. . . и поскольку отдельные звуки могут иметь самостоятельное значение. . . постольку справедливо будет все же сказать, что всякая речь распадается на отдельные звуки или состоит из отдельных звуков. . . Лингвистическая природа отдельных звуков речи и определяется тем, что каждый из них может что-то значить в данном языке, и термин фонема введен именно с целью подчеркнуть это обстоятельство». 20

В «Русских гласных. . .» Щерба остановился и на вопросе о неделимости фонемы. Поводом для этого ему послужили наблюдения над акустическим характером отдельных гласных, в частности гласного а из слова ад. Хотя Лев Владимирович пользовался с нашей современной точки зрения примитивнейшими приборами, ему удалось показать, что этот гласный состоит из шести следующих друг за другом и различающихся в акустическом отношении элементов. И если тем не менее для русского языка и для его носителей этот гласный продставляет собой одну единицу, одну фонему, то только потому, что со смысловой точки зрения подобные звуковые единицы никогда не членятся в русском языке.

Н. С. Трубецкой в «Основах фонологии» (М., 1960) тоже начинает фонологический анализ с вопроса о разложении сложных фонологических единиц на далее неделимые единицы - фонемы (при этом он цитирует соответствующее определение фонемы Щербы).

Однако вследствие того, что в качестве фактора, обусловливающего членение, Трубецкой принимал противопоставление, т. е. тот же фактор, который, по его мнению, действует при парадигматической идентификации фонемы, его последователи и не заметили чисто лингвистического характера проблемы сегментации речи и не уделили ей достаточного внимания. Более того, можно сказать, что в фонологии фактически считалось, что сегментация речи задана ее артикуляторно-акустическими характеристиками.

Ставшие широко известными в последние годы результаты электроакустических исследований полностью подтвердили наблюдения Щербы и сделали очевидным, что сегментация на отдельные звуки по физическим или физиологическим признакам невозможна, что членение на фонемы - это результат лингвистического членения. Благодаря этому более чем через полвека после Щербы проблема сегментации стала привлекать к себе пристальное внимание фонологов. Достаточно сказать, что на 8-м Международном фонетическом конгрессе, состоявшемся в 1971 г. в Монреале, этой проблеме были посвящены не только два доклада, представленные советскими фонологами, но и доклад главного редактора международного журнала «Phonetica» г. Пильха.

Большое значение имела для дальнейшего развития теории фонемы отчетливая формулировка различия между понятиями фонемы и оттенка, основывающегося на чисто функциональном критерии, чем подчеркивалось, что единство оттенков одной фонемы обусловлено не их фонетическим сходством, а невозможностью различать слова и формы слов в данном языке. В этой связи хотелось бы отметить, что Щерба, очевидно, понимал, что это не легко будет принять его читателю. Ведь А. И. Томсон, выдающийся русский фонетик начала XX в., утверждал, что разные по характеру к потому осознаются как один и тот же согласный, что они более сходны между собой, чем с т или любым другим согласным. Поэтому Щерба не ограничивается ставшим впоследствии хрестоматийным примером с двумя е в русском и французском языках, а приводит еще семь примеров, которые показывают, что одно и то же звуковое различие может иметь в разных языках разное фонологическое значение. 21

Впоследствии, когда Щерба прочел в «Руководстве к фонологическим описаниям» Трубецкого следующее правило: «Если два акустически или артикуляторно родственные между собой звука какого-нибудь языка никогда не встречаются в одном и том же звуковом окружении, то они являются комбинаторными вариантами одной фонемы», - он подчеркнул слово «родственные» и написал на полях: «плохо!». Сам Щерба считал, что не акустическое сходство, а чередование в пределах одной морфемы объединяет два звука, находящихся в отношении дополнительной дистрибуции, в одну фонему. 22

Нужно, кроме того, подчеркнуть, что Щерба считал основной функцией фонемы не различительную способность, а хотя бы потенциальную возможность быть связанной со смыслом. Об этом свидетельствуют следующие обстоятельства: 1) определение фонемы в «Русских гласных. . .», которое гласит: «Фонемой называется кратчайшее общее фонетическое представление, способное ассоциироваться со смысловыми представлениями и дифференцировать слова»; 2) следующие слова из «Очередных проблем. . .»: «В языке утилизируются звуки не просто как физические или физиологические явления, а как элементы языка, имеющие или по крайней мере могущие иметь значение»; 3) формулировка, которую мы находим во введении к «Грамматике русского языка»: «Лингвистическая природа отдельных звуков речи и определяется тем, что каждый из них может что-то значить в данном языке, и термин фонема введен именно с целью подчеркнуть это обстоятельство».

Нельзя не отметить того, что и в нашей лингвистике, не говоря уже о зарубежной, до сих пор не оценена по достоинству последовательно лингвистическая трактовка фонемы, как она предстает перед нами в теории фонемы Щербы. А вместе с тем она остается и сейчас единственной теорией, которая ни при синтагматической, ни при парадигматической идентификации фонемы никогда не отступает от лингвистических критериев.

Заканчивая рассмотрение основных фонологических идей Л. В. Щербы, хочется вспомнить и то немногое, что можно найти у него относительно диахронической фонологии. В «Русских гласных. . .» им было высказано такое положение: «Вообще говоря, фонетическая история языка, в известной части, сводится, с одной стороны, к исчезновению из сознания некоторых фонетических различий, к исчезновению одних фонем, а с другой стороны, к осознаванию некоторых оттенков, к появлению других новых фонем»

В 1924 г. Лев Владимирович избирается членом-корреспондентом АН СССР и входит в состав словарной комиссии сначала как научный сотрудник первого разряда, а затем как товарищ председателя комиссии. К этому времени относится начало его лексикографических штудий, чему Л. В. отдается с увлечением и что станет отныне одной из его любимых тем. Как и всегда, Л. В. подводит теоретическую базу под свою практическую работу над словарями, сначала русским нормативным (академическим), так как он разрабатывает в качестве сотрудника словаря АН его часть (от и до идеализироваться ), а затем и русско-французским переводным словарем. Свои постоянные размышления на эту тему он изложил в статье «Опыт общей теории лексикографии» , являющейся плодом его интенсивной - как практической, так и теоретической - работы по лексикографии. Это объединение практики и теории является характерным для научной деятельности Л. В. Щербы. Как говорит К. С. Истрина в статье «Л. В. Щерба как лексикограф и лексиколог», «практическая по общему своему характеру работа перерастает в научную работу, выдвигающую широкие научные проблемы и устанавливающую опорные теоретические положения, на которых она строится».

Главная мысль, лежащая в основе этой деятельности, - детальное изучение, «глубокая продуманность соотноше-н и и, которые определялись для него той внутренней сущностью, той идеей основного значения, из которой развивались подчас многообразные и тонкие оттенки, которая служила основой образа. Поиски и установление линии развития каждого отдельного значения, приводящего к переносному и образному употреблению слова, составляли сущность работы. . .».

Руководствуясь этой мыслью, Л. В. Щерба и писал свои статьи в русском академическом словаре, которые здесь невозможно дать; интересующиеся могут их посмотреть в соответственном выпуске словаря. 26

Теми же принципами руководствовался Щерба и при написании русско-французского словаря. 27 Многогранная семантическая структура слова особенно ярко видна при сравнении двух разных языков, так как в результате их различного исторического развития она почти никогда в них не совпадает. В этом словаре Щерба чрезвычайно тщательно разрабатывал систему значений и их оттенков в русских словах и пытался подобрать к ним соответственные французские переводы. В предисловии к словарю (см. стр. 304–312 этой книги) есть много убедительных, ярких примеров, показывающих несоответствие русских и французских понятий, выражаемых словами.

Попутно хотелось бы отметить роль примеров, которые Л. В. считал наиболее прямым средством для понимания его мысли. Почти каждое русское мало-мальски семантически сложное слово подвергалось Щербой пересмотру, устанавливалось его основное значение и различного рода ответвления, а затем проводился так называемый эксперимент, как говорил Щерба, т. е. перебирались всевозможные русские контексты и их переводы на французский язык. В результате этой интересной, но очень кропотливой работы появлялись словарные статьи с различными семантическими подразделениями слов в русском языке и их французскими переводами со стилистическими и другими пометами. Особенно тщательно Щерба пересматривал русские предлоги и союзы, их значения и подбирал соответственные переводы.

Известный французский славист и русист Люсьен Теньер, ознакомившийся со словарем еще в процессе работы над ним, сказал в своей статье (опубликованной значительно позже), что «словарь совершенно освободился от влияния традиций. . . и вполне заслуживает названия "современного"».

Из этого несомненно не вытекает, что словарь не имеет пробелов, не вполне удачных переводов и т.д. Его дальнейшее совершенствование и явилось задачей следующих изданий.

Как уже было сказано, Щерба на основе практической работы над словарями (а точнее - параллельно с ней) построил и теорию лексикографии, которую он излагал сначала в докладе прочитанном на заседании Отделения литературы и языка АН СССР в 1939 г., а затем развил в уже упомянутой статье «Опыт общей теории лексикографии» .

Щерба разбирает основные типы словарей, различные противоположеиия их. Особенно любопытны его рассуждения о противоположении словаря-справочника и нормативного (или академического). Нормативный словарь, по его мысли, должен с чисто лингвистической точки зрения «иметь своим предметом реальную лингвистическую действительность - единую лексическую систему данного языка». И дальше:

«... хороший нормативный словарь не придумывает нормы, а описывает ту, которая существует в языке, и уже ни в коем случае не должен ломать эту последнюю». Это чрезвычайно существенно в том случае, если норма допускает два способа выражения. «Нормативный словарь поступил бы в высшей стопени неосторожно, если бы забраковал один из них, руководствуясь чистейшим произволом или личным вкусом редактора». 30 И еще: «. . . нормализаторская роль нормативного словаря (состоит) в поддержании всех живых норм языка, особенно стилистических. . ., в поддержании новых созревших норм. . .». 31 «Словарь-справочник в конечном счете всегда будет собранием слов, так или иначе отобранных, которое само по себе никогда не является каким-то единым фактом реальной лингвистической действительности, а лишь более или менее произвольным вырезом из нее». 32

Интересна также идея Щербы о создании толковых иностранных словарей на родном языке лиц, пользующихся ими. Эту мысль он развил в противоположении пятом: толковый словарь - переводный словарь. 33 Как говорил Щерба: «Толковые словари предназначены в первую очередь для носителей данного языка. Переводный же словарь возникает из потребности понимать тексты на чужом языке». 34 Однако принципиальным недостатком этих последних является предположение об адекватности систем понятий любой пары языков, тогда как это совершенно не соответствует действительности. Многие примеры из хорошего переводного французско-русского словаря и словарей других языков, приводимые Щербой как в этой статье, так и в его предисловии к русско-французскому словарю, хорошо это показывают. Для того чтобы избежать этой опасности, необходимо, по его мысли, создать новый тип толкового, например французского, словаря на русском языке. В его основу можно было бы положить, как думал Щерба, хотя бы французский словарь Ларусса, толкования которого следовало бы перевести на русский язык. По мысли Л. В., для каждой пары языков должно быть четыре словаря: так, например, для французского и русского - два толковых (один для русского читателя и один для французского) и два переводных, также один для русского и один для француза. Однако этот замысел Л. В., очень трудный в осуществлении, так и остался невыполненным.

Остались ненаписанными и задуманные Щербой лексикологические этюды этой статьи, очень интересные, теснейшим образом связанные также с лексикографией; о них он бегло упоминает в сноске: «Дальнейшие этюды предполагается посвятить природе слова, его значению и употреблению; его связям с другими словами того же языка, благодаря которым лексика каждого языка в каждый данный момент времени представляет собою определенную систему, и, наконец, построению словарной статьи в связи с семантическим, грамматическим и стилистическим анализом слова». 35

Интерес Щербы к методике преподавания зародился еще в начале его научной деятельности. В связи со своей педагогической работой он начал заниматься вопросами преподавания русского языка, но вскоре его внимание привлекает также методика преподавания иностранных языков: говорящие машины (его статья 1914 г.), разные стили произношения, что играет в преподавании важную роль (статья 1915 г.), и т. д. Занимается он и отличиями французской звуковой системы от русской и пишет об этом в 1916 г. статью, послужившую как бы зародышем его «Фонетики французского языка». В 1926 г. .появляется его статья «Об общеобразовательном значении иностранных языков», вышедшая в журнале «Вопросы педагогики» (1926, вып. I), где находим - опять-таки в зародыше - те теоретические идеи Щербы, которые он развивал в дальнейшем в течение всей своей научной жизни. Наконец, в 1929 г. выходит его брошюра «Как надо изучать иностранные языки», где он ставит ряд вопросов, касающихся изучения иностранных языков взрослыми. Здесь, в частности, он развивает (в плане методики) теорию о словарных и строевых элементах языка и о преимущественной важности знания строевых элементов.

В развитии этого интереса Щербы сыграл большую роль и его учитель И. А. Бодуэн де Куртенэ, хотя и не оставивший ничего специально касающегося методики преподавания иностранных языков, но питавший глубокий интерес к живому языку, который побуждал его, как говорит Л. В., «поощрять у своих учеников занятия тем или другим видом приложения своей науки к практике». 37

Важность изучения иностранных языков в средней школе, их общеобразовательное значение, методика преподавания, а также и изучение их взрослыми все больше привлекают внимание Щербы. В 30-е годы он много думает над этими вопросами и пишет ряд статей, 38 в которых высказывает новые, оригинальные мысли. В начале 40-х годов, во время войны, находясь в эвакуации, по плану Института школ Щерба начал писать книгу, являющуюся результатом всех его размышлений над методикой преподавания иностранных языков; это как бы сгусток его методических идей, которые возникали в течение всей его научной и педагогической деятельности - на протяжении тридцати с лишним лет. Он не успел ее закончить, она вышла из печати через три года после его смерти, в 1947 г.

Как лингвист-теоретик, Щерба не разменивался на методические мелочи, на различные приемы, он старался осмыслить методику путем приобщения ее к общему языкознанию, старался заложить в ее базу важнейшие идеи общей лингвистики. Книга эта представляет собой не столько методику преподавания языка в средней школе (хотя и школьный учитель может извлечь из нее для себя много полезного), сколько общие вопросы методики, как и сказано в подзаголовке. Щерба говорит:«В качестве лингвиста-теоретика я трактую методику преподавания иностранных языков как прикладную отрасль общего языковедения и предполагаю вывести все построение обучения иностранному языку из анализа понятия "язык" в его разных аспектах». 39

Основная идея Щербы состоит в том, что при изучении иностранного языка усваивается новая система понятий, «которая является функцией культуры, а эта последняя - категория историческая и находится в связи с состоянием общества и его деятельностью». 40 Эта система понятий, отнюдь не являющаяся неподвижной, усваивается от окружающих через посредство языкового материала (т. е. неупорядоченного лингвистического опыта), «превращающегося, согласно общему положению, в обработанный (т. е. упорядоченный) лингвистический опыт, т. е. в язык». 41 Естественно, что системы понятий в разных языках, поскольку они являются социальной, экономической и культурной функцией общества, не совпадают, это Щерба и показывает на ряде убедительных примеров. Так обстоит дело и в области лексики, и в области грамматики. 42

Овладение языком заключается в усвоении определенных «лексических и грамматических правил» данного языка, хотя и без соответственной технической терминологии. Щерба подчеркивает и доказывает важность различения в грамматике, помимо строевых и знаменательных элементов языка, о чем уже говорилось (см. стр. 19–20), так называемой пассивной грамматики и активной. «Пассивная грамматика изучает функции, значения строевых элементов данного языка, исходя из их формы, т. е. внешней их стороны. Активная грамматика учит употреблению этих форм». 43

Эта чрезвычайно интересная мысль Щербы, хотя и получила отклик в работах по машинному переводу, остается не реализованной до сих пор. Для этого требуется создать целеустремленные пассивные и активные грамматики для каждого языка (что далеко не просто), а также ввести соответствующее разграничение в методику преподавания, обычно смешивающую эти два разных подхода.

Чрезвычайно интересны также мысли Щербы о чистом и смешанном двуязычии, чему он посвятил статью, написанную еще в 1930 г. для узбекского журнала, напечатанную на узбекском языке. Ниже приводится подлинник ее, сохранившийся в рукописи.

В методическом наследии Щербы имеется также и ряд статей по методике преподавания русского языка, например по синтаксису, по орфографии и др. В последний год жизни он читает доклад, рукопись которого, к сожалению, не сохранилась, имеются только тезисы к докладу «Система учебников и учебных пособий по русскому языку в средней школе». 44

Лев Владимирович обладал исключительной способностью проникновения в чужие идеи, причем не только ученых, близких ему по духу, как Бодуэн, но и более далеких по лингвистическому мировоззрению, как Шахматов, или даже совсем чуждых ему, как Фортунатов. Поэтому ему так удались помещенные в настоящем томе четыре очерка: о Бодуэне, Шахматове, Фортунатове и Мейе. Читая эти блестяще написанные очерки, мы открываем для себя важнейшие черты научного облика и своеобразие научных идей столь непохожих друг на друга замечательных языковедов.

В характеристике Бодуэна, пожалуй, самым неожиданным для своего времени, - а для многих, может быть, и сейчас, - было утверждение Щербы, что «"психологизм", который проходит красной нитью через все научно-литературное творчество Б. и который он сам был склонен считать его существенной чертой, с одной стороны, был способом уйти от наивного овеществления языка (выразившегося между прочим в смешении звуков с буквами), а с другой, - реакцией против механического натурализма в языкознании». 46 И действительно, бодуэновская трактовка морфемы, его учение о чередованиях, открытие им явлений «морфологизации» и «семасиологизации» звуковых явлений, «диалектический синхронизм Б.», как его характеризовал Щерба, являются гораздо более глубокими чертами лингвистической теории Бодуэна, чем тезис о психологической сущности языка, носящий скорее декларативный характер.

Гениальность интуиции Шахматова, его огромный «объем сознания» Щерба показывает на примере его анализа форм множественного числа имен существительных мужского рода. «На этом примере, - пишет Щерба, - мне кажется, хорошо видно, как серая однообразная масса фактов под напряженным, одухотворенным взором Алексея Александровича приходит в движение, начинает группироваться, становится в определенные ряды и, наконец, выдает свои тайны». 40

Отдавая должное выдающимся достижениям Фортунатова в области сравнительной грамматики, которые в наше время широко известны, анализируя труды Фортунатова в области сравнительной грамматики индоевропейских языков и отмечая их выдающееся значение, Щерба говорит: «Но если в этой области некоторые крохи фортунатовской мысли все же стали всеобщим достоянием, то гораздо хуже дело обстоит с общими идеями Филиппа Федоровича о языке: они просто никому не известны». 47

Для иллюстрации Щерба указывает на идеи Фортунатова об отношении между языком и диалектом, об отдельном слове и о сложных словах, о форме слов, о классах слов и о словосочетаниях, а также на идеи в области синтаксиса. Все время подчеркивая недооценку Фортунатова современниками, Щерба заканчивает свой очерк следующими словами: «Филипп Федорович был гениальным лингвистом своего времени, и только какие-то внешние обстоятельства помешали ему сделаться одним из вождей мировой науки о языке». 48

Несомненный интерес представляет также характеристика научного наследия Мейе, в котором Щерба больше всего ценил труды по сравнительному языковедению. Заслугой Мейе в этой области, «главным делом его жизни», Щерба считает «возврат сравнительной грамматики к филологии, из которой она и произошла, заполнение той пропасти, которая была вырыта между ними в XIX столетии». 49

Слова Щербы о необходимости «возврата» к филологии становятся вполне понятными в свете его теории троякого аспекта языковых явлений. Предметом филологии является ведь глубокий анализ «языкового материала» как «неупорядоченного лингвистического опыта», 60 из которого выводится «языковая система».

Достоинством трудов Мейе Щерба считает и то, что он свои сравнительно-грамматические штудии связывает с конкретной историей того или иного языка, «что было соединено у Гримма, но что было разъединено в течение всего XIX в.». 51 Ценил Щерба труды Мейе и за их направленность на общелингвистические проблемы, решение которых он считал основной целью всякого языковедческого исследования.

Заканчивая свой очерк о Льве Владимировиче и его научном творчестве, авторы выражают надежду, что он поможет читателям глубже понять те мысли, которые вложены в труды Щербы.

ПРИМЕЧАНИЯ

Внимание! Сноски на тексты Л. В. Щербы в этой статье будут подключаться по мере помещения соответствующих текстов в «Архив петербургской русистики»!

Академик Лев Владимирович Щерба (1880-1944) принадлежит к числу выдающихся русских лингвистов.
Многие научные идеи Л. В. Щербы за годы, прошедшие после его смерти, не только не утратили своей актуальности, но прочно вошли в фонд нашего языкознания. Однако для того чтобы проследить ход мысли ученого, очень тонкой и глубокой, с первого взгляда иногда парадоксальной, нужно иметь возможность прочесть его работы не в пересказе или в цитатах, а целиком, в подлиннике. Л. В. Щерба нередко высказывал свои идеи то в статьях, то в застенографированных выступлениях, помещенных в изданиях, ставших сейчас уже библиографической редкостью. Вследствие этого и родилась мысль о предлагаемой вниманию читателей книге, представляющей переиздание ряда работ Л. В. Щербы и опубликование некоторых, еще не напечатанных.
Так как книга предназначается преимущественно для преподавателей русского языка, то в нее вошли только те работы, в которых затрагиваются вопросы, так или иначе связанные с русским языком, его орфоэпией и орфографией, с методикой обучения.
Некоторые из статей потребовали небольших примечаний, которые и помещены в конце книги; ссылки на них помечены цифрами.
Вся жизнь Л. В. Щербы была тесно связана с преподаванием русского языка в школе. По окончании 2-й Киевской гимназии, в 1898 г., Л. В. Щерба поступает на естественный факультет Киевского университета, но уже через год он переходит на историко-филологический факультет Петербургского университета, „желая стать преподавателем русского языка и литературы, что являлось моей заветной мечтой с юношеских лет",- как пишет он в одной из своих автобиографий.
В университете Л. В. Щерба увлекся лекциями И. А. Бодуэна де Куртенэ, его оригинальной научной мыслью и стал заниматься под его руководством. В 1903 году Л. В. Щерба кончает университет и Бодуэн оставляет его для дальнейшей научной работы при кафедре сравнительной грамматики и санскрита.
Научная работа увлекает Льва Владимировича, но он не забывает и своей юношеской мечты - стать преподавателем русского языка и словесности. Параллельно со сдачей магистерских экзаменов (с 1903 по 1906 г.) Л. В. Щерба работает в 1-м кадетском корпусе, где ведет русский язык, и в Петербургском учительском институте, где читает лекции по грамматике русского языка. Уже в 1903 г. он выступает на 1-м съезде преподавателей русского языка в военно-учебных заведениях с докладом.О служебном и самостоятельном значении грамматики как учебного предмета", в котором излагает новые по тому времени идеи. Эта первая научная работа Льва Владимировича была опубликована в „Трудах” съезда.
Тогда же Л. В. Щерба начинает работать в созданной Академией наук комиссии по вопросу о русском правописании - дело, которому он посвящает много времени и труда в течение всей своей научной жизни.
С 1906 по 1909 г. Л. В. Щерба проводит в заграничной командировке, данной ему университетом. Он едет в Германию и Северную Италию, где изучает различные говоры (в частности, мужаковский говор лужицкого языка), затем во Францию, где знакомится с лабораторией экспериментальной фонетики в Коллеж де Франс в Париже, затем в Прагу, где изучает чешский язык. По возвращении в Петербург с 1909 по 1916 г. Лев Владимирович обрабатывает собранный материал и пишет две свои диссертации: магистерскую „Русские гласные в качественном и количественном отношении”, которую защищает в 1912 г., и докторскую „Восточнолужицкое наречие”, которую защищает в 1915 г. В 1916 г. Л. В. Щерба избирается профессором Петроградского университета.
Однако наряду с этой кипучей научной работой Лев Владимирович не прекращает н большой административно-педагогической работы. В 1913 г. он становится директором Курсов иностранных языков Бобрищевой-Пушкиной. Не бросает он и школы: в течение ряда лет Л. В. Щерба был председателем педагогического совета женской гимназии А. П. Шуйской, а когда после Великой Октябрьской социалистической революции на основе гимназии создается 1-я единая трудовая школа Петроградского района, он остается ее директором.
Лев Владимирович сознательно берет на себя эти обязанности, чтобы иметь возможность проводить в жизнь свои идеи, чтобы влиять на преподавание языка, стремится поднять преподавание языка в школе до уровня современных научных достижений, изгнать из него рутину. Широта мысли Л. В. Щербы по этому поводу видна из названия его доклада в 1917 г. на Первом Всероссийском съезде преподавателей русского языка средней школы - „Филология как одна из основ общего образования” и тезисов к нему*.
* Сам доклад, к сожалению, не сохранился.
Революция способствовала широкому размаху научно-педагогической деятельности Л. В. Шербы как в университете, так и вне его; не теряется также и связь со школой. Он состоит в течение ряда лет председателем Общества изучения и преподавания языка и словесности, которое было организовано в 1925 г. при Государственном институте научной педагогики, является и председателем его иностранной секции.
Начиная с 1920 г. Л. В. Щерба организует в университете Лингвистическое общество, которое является продолжением лингвистической секции Неофи-лологического общества, существовавшего при университете до революции.
С 1923 г. начинают выхолить под редакцией Л. В. Щербы сборники „Русская речь". Задачей, которую ставил перед собой Л. В. Щерба, так же как и другие участники „Русской речи", была популяризация языкознания как науки о выразительных средствах языка. С 1923 по 1928 г. вышло четыре выпуска, в которых принимали участие Д. Н. Ушаков, В. И. Чернышев, Б. А. Ларин, С. И. Бернштейн, В. В. Виноградов, Л. П. Якубинскнй и др. В следующие годы это издание прекращается, но Лев Владимирович не оставляет мысли о нем, и в 1943 г., после своего избрания действительным членом Академии наук СССР, он получает от президиума академии разрешение на периодическое издание „Русской речи", которую представляет себе как продолжение печатавшейся ранее. Болезнь и смерть прервали его работу, и „Русская речь" больше так и не появилась.
С 1924 г. после избрания Л. В. Щербы членом-корреспопдентом Академии наук он входит в Словарную комиссию и начинает работу над словарем. Это новое для Льва Владимировича дело захватывает его, он с увлечением занимается составлением одного из выпусков словаря, и отныне словарная работа становится одним из его любимых занятий до конца жизни.
В течение 20-х годов Л. В. Щерба ведет упорную борьбу с формальным направлением в грамматике, вопросы преподавания которой всегда находятся в центре его внимания. С 1926 по 1929 г. он принимает участие в работе по обследованию грамотности учащихся, проводившейся грамматическим кружком при кабинете родного языка Института научной педагогики, и составляет оригинальные морфологические таблицы *.
* Они были впоследствии напечатаны в „Русской грамматике для взрослых" С. Г. Бархударова.
За период 20-х годов Л. В. Щерба опубликовал ряд статей, касающихся русского языка и его преподавания, как-то: „Основные принципы орфографии и их социальное значение", „Новейшие течения в методике преподавания родного языка", „Безграмотность и ее причины", „О частях речи в русском языке" и др.
В 30-е годы Лев Владимирович начал заниматься словарной работой в другом ее аспекте, а именно - двуязычным русско-французским словарем. В результате его длительной работы над словарями разного типа появилась впоследствии (в 1940 г.) теоретическая статья „Опыт общей теории лексикографии", которая подводит итог его деятельности в этой области.
Затем в эти же годы (в 1937 г.) выходит книга „Фонетика французского языка", являющаяся результатом его двадцатилетие го преподавания французского произношения.
В это время Л. В. Щерба много занимается синтаксисом и в конце 30-х годов делает ряд докладов на синтаксические темы, в которых развивает теорию синтагмы, говорит о грамматическом значении интонации, об одночленном и двучленном построении фразы.
Тогда же Льва Владимировича привлекают к работе по переводу письменности различных народов Советского Союза с латинского алфавита на русский, которую он с успехом проводит.
В области школьно-педагогической Л. В. Щерба участвует в работах по орфографии и грамматике русского языка. Он входит в состав коллегии, редактирующей стабильный школьный учебник русской грамматики С. Г. Бархударова, и принимает участие в проекте составления орфографического справочника Орфографической комиссии Академии наук. В 1939 г. он входит в состав Правительственной комиссии по разработке единой орфографии и пунктуации и участвует в составлении проекта свода правил орфографии и пунктуации русского языка.
С 1938 г. Академия наук начинает работу по написанию нормативной грамматики русского языка, и Л. В. Щерба входит в состав редакционной коллегии. Ему поручается редакция первого тома, в который вошли фонетика и морфология и где он должен был писать фонетику. Однако Лев Владимирович успел написать лишь сравнительно небольшую ее часть и только начал редактирование морфологии.
В 1941 г. в связи с военными событиями Лев Владимирович эвакуируется в город Молотовск Кировской области, где работает в научно-исследовательских институтах, переведенйых туда временно из Москвы. Там он пишет две свои книги: „Преподавание иностранных языков в средней школе" * и „Теория русского письма". Обе книги не были закончены.
* Эта книга была издана посмертно издательством Академии педагогических наук РСФСР.
По переезде в Москву летом 1943 г. Л. В. Щерба с головой уходит в научно-исследовательскую и организационную деятельность. Помимо работы в Московском университете, куда его приглашают с осени 1943 г., в Институте школ и Институте дефектологии, Лев Владимирович участвует в составлении и рецензировании учебных планов и программ средней школы и выступает с докладом „Система учебников и учебных пособий по русскому языку в средней школе". К сожалению, сохранились только тезисы доклада, которые и публикуются в данной книге.
В сентябре 1943 г. Л. В. Щерба избирается действительным членом Академии наук СССР; он. становится председателем Диалектологической комиссии и входит в состав сотрудников Института русского языка.
В марте 1944 г., после создания Академии педагогических наук РСФСР, Л. В. Щерба утверждается ее действительным членом. Институт школ, где он работал, переименовывается в Институт методов обучения, и акад. Щерба становится во главе историко-филологического отдела.
В июле 1944 г. Л. В. Щерба проводит в Вологде диалектологическую конференцию по севернорусским говорам и параллельно ведет для ее участников семинар по фонетике.
С августа Лев Владимирович серьезно болен, но еще работает. Будучи в больнице, он написал полностью свою последнюю работу „Очередные проблемы языковедения", которая вышла в свет уже после его смерти. 26 декабря 1944 г. акад. Л. В. Щерба скончался.
Научное наследие акад. Л. В. Щербы представляет собой большое количество работ, относящихся к самым разнообразным отраслям языкознания, причем некоторые из них на первый взгляд кажутся весьма отдаленными друг от друга: здесь работы по фонетике и по грамматике, по диалектологии и по методике преподавания языка, по орфографии и по лексикографии и т. д. Однако все они объединены живым интересом ученого к современному языку, который и связывает между собой все эти разнообразные труды.
Отсюда вытекает прежде всего глубокий интерес к фонетике современных языков, которой посвящено большое количество трудов Л. В. Щербы. Фонетикой он заинтересовался еще в студенческие годы, и первая его работа - дипломное сочинение - была написана на фонетическую тему. Затем он избрал темой своей магистерской диссертации - «Русские гласные в качественном и количественном отношении” - один из вопросов фонетики русского языка. В дальнейшем Л. В. Щерба посвятил много работ вопросам общей фонетики и фонетики разных языков, считая это своей основной специальностью. И действительно, Л. В. Щерба известен прежде всего как фонетик, создавший свою теорию фонемы * и много работавший по вопросам общей фонетики ** и фонетики отдельных языков. К сожалению, труд, который был задуман им и который должен был охватить все, что он сделал в области общей фонетики - .Курс общей фонетики”,- остался ненаписанным. Из работ по фонетике отдельных языков наиболее известна (кроме уже упомянутой его магистерской диссертации) «Фонетика французского языка”, вышедшая в 1955 г. пятым изданием; раздел фонетики в книге „Грамматика русского языка* (т. 1, изд. АН СССР, Москва, 1952) был им не закончен.
Интересом к живому языку вызваны и его работы в области русского языка, помещенные в данной книге. В них Л. В. Щерба анализирует вопросы русской морфологии, дает тонкий анализ стихотворных текстов, говорит о нормах литературного произношения, о литературном языке и о многих других вопросах, касающихся современного русского языка.
Вопросы лексики особенно тонко разрабатывались Л. В. Щербой в словарях, как в толковом русском академическом словаре ***, так и в переводном русско-французском ****. Вопреки установившемуся взгляду на так называемое.составление” словарей как на работу, не носящую научного характера, Л. В. Щерба смотрит на свои статьи в толковом русском словаре как на маленькие монографии, требующие от него большой научной работы, долгих размышлений над разными значениями слов. Л. В. Щерба создает глубоко продуманную систему значений каждого слова, выделяет оттенки значений, их употребление, глубоко вдумываясь в имеющиеся примеры. Его соображения по поводу разных типов словарей изложены им в «Опыте общей теории лексикографии”, а замечания по поводу переводного словаря - в предисловии
* По вопросу о фонеме в понимании Л. В. Щербы см. статьи: Л. Р. 3 и н-д е р, Л. В. Щерба и фонология, в сборнике „Памяти академика Л. В. Щербы”, Ленинград, 1951; Л. Р. 3 ин д е р и М. И. Матусевич, К истории учения о фонеме, «Известия АН СССР», т. XII, вып. 1, 1953.
** По этому поводу см. статью М. И. М а т у с е в и ч, Л. В. Щерба как фонетик, в сборнике „Памяти академика Л. В. Щербы”, Л., 1951.
*** «Словарь русского языка”, т. IX, вып. 1, И -"идеализироваться, изд. АН СССР, 1935.
**** Л. В. Щ е р б а и М. И. Матусевич, Русско-французский словарь, изд. 4, 1955.
к русско-французскому словарю. Л. В. Щерба по праву считается одним из лучших русских лексикографов*.
Этим же интересом к живому языку объясняются и его постоянные занятия методикой преподавания современных языков, как родного, так и иностранных, его участие в совещаниях и конференциях, в разработке разного рода пособий для средней школы, учебников и т. п. Интерес к методике преподавания выделяет Л. В. Щербу из всех русских ученых-языковедов; это сказалось прежде всего в ряде его статей по методике **, в книге, вышедшей уже после его смерти и оставшейся незаконченной,- .Преподавание иностранных языков в средней школе” и, наконец, в одной из его последних работ, которая не была издана и публикуется, как уже упомянулось, в данной книге впервые,-„Система учебников и учебных пособий по русскому языку в средней школе” (тезисы доклада).
Принимая во внимание живой ум Л. В. Щербы, его постоянное стремление вдумываться в язык, его нелюбовь к голым схемам и упрощенным классификациям, естественно и его отрицательное отношение к формальному направлению в грамматике, которое существовало в преподавании языков начиная с 20-х годов. Во всех своих работах Л. В. Щерба всегда настаивал на том, что нужно думать над языковыми явлениями, а не просто наклеивать на них те или иные ярлыки, а затем классифицировать. В своем полемическом задоре Л. В. Щерба иногда заходил слишком далеко, и мы не со всем можем сейчас согласиться, но это не должно нас смущать, так как его идеи всегда будят мысль, а это - драгоценное свойство всякого человека, занимающегося языком.
И, наконец, у Л. В. Щербы имеется еще одно качество, которое выдвигает его в первые ряды наших языковедов. Во всех своих работах он стремится свести факты отдельных языков к общим проблемам языковедения. Так, он говорит в одной из своих автобиографий: „Интересы мои: теория языка вообще”. В. В. Виноградов дает очень удачную характеристику Л. В. Щербы: „Для других [ученых] - общие проблемы языковедения всегда стоят на первом плане. В какую бы глубину конкретного изучения того или иного языка и даже единичного языкового факта они ни спускались, на все они смотрят с точки зрения общей теории языка... Таковы в истории русского языкознания И. А. Бодуэн де Куртенэ и А. А. Потебня. К этому же типу лингвистов следует отнести и покойного академика Льва Владимировича Щербу” ***.
Под влиянием своего учителя, И. А. Бодуэна де Куртенэ, Л. В. Щерба в начале своей научной деятельности разделял многие предрассудки и заблуждения субъективной идеалистической психологии. Однако с середины 20-х годов он подвергает свои взгляды коренному пересмотру и все больше уходит от прежних психологических трактовок к материалистическому толкованию языка. В его понимании языковая система - это то, что объективно заложено в данном языковом материале и что проявляется в индивидуальных речевых системах. Больше всего боялся Л. В. Щерба при изучении какой-либо языковой
* О работе Л. В. Щербы в этой области см. статью Е. С. Истриной „Л. В. Щерба как лексикограф и лексиколог” в сборнике „Памяти академика Л. В. Щербы”.
** См. раздел „Методика” в прилагаемой в конце книги библиографии.
*** В. В. Виноградов, Общелингвистическне и грамматические взгляды акад. Л. В. Щербы, в сборнике „Памяти академика Л. В. Щербы”.
системы предвзятых мыслей, боялся навязывать изучаемому языку несвойственные ему категории. Он всегда предостерегал от голых схем, классификаций, в основе которых лежит упрощенчество. Л. В. Щерба ничего не упрощает, он смотрит на язык, как на одно из явлений жизни, и не считает возможным упрощать то, что по природе своей, как и сама жизнь, является сложным.
Свои взгляды на язык Л. В. Щерба изложил в статье „О трояком аспекте языковых явлений и об эксперименте в языкознании („Известия АН СССР*, 1931), а также в статье, опубликованной уже после его смерти, „Очередные проблемы языковедения" („Известия АН СССР", т. IV, вып. 5, 1945).
Акад. Л. В. Щерба был глубоко оригинальным ученым, больше всего ценившим новые и свежие мысли. Этими мыслями богаты все его работы, в них находило выражение его все время менявшееся и углублявшееся лингвистическое мировоззрение.
Жизнь Л. В. Щербы оборвалась в период расцвета его научно-педагоги-" ческой деятельности. Некоторые его работы остались незаконченными, а многие, задуманные им, ненаписанными. На обязанности его учеников лежит опубликовать его неизданные работы, а также развить многие из его плодотворных идей.
М. И. Матусевич.

ТЕЗИСЫ К ДОКЛАДУ „СИСТЕМА УЧЕБНИКОВ И УЧЕБНЫХ ПОСОБИЙ ПО РУССКОМУ ЯЗЫКУ В СРЕДНЕЙ ШКОЛЕ"
ПЕЧАТАЕТСЯ ВПЕРВЫЕ. РУКОПИСЬ 1943 г.

1. В преподавании русского языка и литературы в средней школе надо различать следующие ведущие линии:
а) обучение владению письменным литературным языком;
б) обучение владению устным литературным языком;
в) осознание правил, регулирующих нашу речь, и историческое объяснение исключений из них;
г) обучение сознательному чтению текстов разных стилей;
д) создание начитанности и привычки к чтению вообще;
е) морально-политическое воспитание;
ж) усвоение элементов истории литературы;
2. Владение письменным литературным языком достигается посредством изучения грамматики, посредством изучения безукоризненных образцов литературной речи и посредством соответственных письменных упражнений.
3. Владение устным литературным языком создается на почве овладения письменным литературным языком путем упражнений в устном пересказе, что должно происходить (и не может не происходить) на всех уроках школы, в том числе в первую очередь на уроках русского языка и истории.
4. Осознание правил нашей речи происходит путем изучения грамматики.
5. Умение понимать трудные тексты разных стилей создается посредством упражнений во всестороннем (языковом и литературном) анализе (под руководством учителя) разнообразных литературных образцов и посредством изучения элементов теории словесности.
6. Начитанность и привычка к чтению вообще создается посредством организации внеклассного чтения - обязательного и свободного.
7. Морально-политическое воспитание должно пронизывать все преподавание и осуществляться как на материале классного
чтения, так прежде всего и на материале внеклассного чтения (ср. „Воспитательное чтение" П. П. Балталона).
8. Усвоение элементов истории литературы должно происходить на базе разборов литературных образцов (см. п. 5) и бесед по поводу материала обязательного внеклассного чтения (см. п. 6), подытоживаемых в последнем классе.
9. Для обеспечения активного овладения письменным литературным языком нужна преемственная серия учебников с I по VII класс. Ведущими в этих учебниках должны быть безукоризненные литературные образцы прозы нейтрального стиля, подлежащие всестороннему анализу и по возможности заучиваемые наизусть *.
* В учебниках для младших классов должны быть даны для заучивания наизусть и красивые стихотворения, максимально простые по стилю, а также значительное количество басен Крылова (литературное.просторечие").
В той или другой зависимости от этих образцов должны находиться сведения по грамматике, постепенно и непрерывно расширяемые и углубляемые с I по VII класс. В случае надобности эти сведения могут базироваться и на дополнительном материале образцовых литературных фраз (обязательно нейтрального стиля).
В связи с грамматикой должны стоять всякие грамматические задания и особенно задания по построению предложений, постепенно переходящие в задания по композиции.
В связи с грамматикой должно стоять и изучение словаря с заданиями по словообразованию, по логической классификации слов-понятий (родовые и видовые понятия, антонимы, синонимы в их нестилистических различиях и т. п.), ас IV класса и по стилистике (для всего этого ср. Carre, Le vocabulaire frangais).
С грамматикой должны быть связаны и правила орфографии и пунктуации с соответствующими практическими заданиями.
Материалом для заданий как по грамматике, так и по орфографии и пунктуации должны служить только безукоризненные по языку литературные тексты и отдельные фразы из них (обязательно нейтрального стиля).
Для повторения грамматики должны служить систематические учебники (см. ниже п. 12).
10. Книги для первых лет обучения должны в себе содержать образцовый и, кроме того, занимательный материал для упражнения в беглом чтении, а также материал для чтения и бесед по географии, истории и естествознанию.
11. Для развития умения читать более трудные тексты надо обеспечить преподавание с IV по X класс включительно серией сборников классного объяснительного чтения, где должны быть систематически подобраны совершенные литературные отрывки прозы и поэзии разных стилей и эпох. С ними должны быть связаны краткие сведения по теории словесности, а также задания для письменных упражнений.
Примечание. С внешней точки зрения учебники п. 9 и п. 11 могут быть, конечно, связаны в одной книжке: важно только выдержать в них эти две линии.
12. Кроме этих учебных книг, каждый учащийся должен быть снабжен, начиная с IV-V классов, во-первых, систематической грамматикой русского языка (без упражнений, но с образцовыми примерами) с приложением краткой теории словесности и, во-вторых, небольшим толковым словарем.
13. Библиотечка каждого класса, начиная с пятого, должна иметь свой полный толковый словарь и краткий энциклопедический.
14. Для обеспечения обязательного внеклассного чтения на каждые пять человек должны иметься все отдельные произведения целиком или хрестоматии согласно программе.
В круг обязательного чтения должна входить „Пионерская правда" для младших классов и „Комсомольская правда" - для старших.
Для обеспечения свободного внеклассного чтения библиотечка каждого класса должна иметь хотя бы по одному экземпляру книг (согласно особому списку).
15. Необходим краткий учебник истории русской литературы, который бы находился на руках у учащихся, начиная с VIII класса, но который систематически проходится лишь в X классе.
16. В библиотечку каждого класса должно входить несколько экземпляров сборников орфографических и пунктуационных упражнений, приспособленных для разных возрастов.
Эти сборники предназначаются для самостоятельной работы учащихся, нетвердых в том или другом отделе орфографии или пунктуации. Материалы упражнений этих сборников должны быть насыщенными и безукоризненными по языку.
К статье „О служебном н самостоятельном значения грамматики как учебного предмета"
1 Это первая научная работа Л. В. Щербы, в которой он целиком находится еще под влиянием психологических концепций своего учителя И. А. Бодуэна де Куртенэ. Поэтому в статье не раз идет речь о представлении слова, представлении значений, представлении звуков и т. п. В дальнейших своих работах Л. В. Щерба постепенно оставляет эти психологические позиции и приходит к материалистическому языкознанию.
Вместе с тем в этой статье имеются интересные мысли об упрощении орфографии, которые и осуществились в 1917 году, о необходимости различения языка написанного и произносимого, о необходимости в связи с этим избегать смешения букв и звуков и др. Надо отметить, что от одной своей методической мысли - роли списывания при обучении орфографии - Л. В. Щерба в дальнейшем отказался (см. статью „Безграмотность и ее причины", а также „Новейшие течения в методике преподавания родного языка").
Кроме того, в начале статьи примеры на несоответствие языка в написании и в произношении даны Л. В. Щербой, естественно, в старой орфографии. Заменять их не стоило (хотя и в современной нам орфографии встречаются случаи такого расхождения), так как это нарушило бы перспективу, поскольку писалось в прежнее время.

Предисловие... 3
О служебном и самостоятельном значении грамматики как учебного
предмета...11
О разных стилях произношения и об идеальном фонетическом составе
слов...21
I. .Воспоминание Пушкина...26
Основные принципы орфографии и их социальное значение...45
Новейшие течения в методике преподавания родного языка...50
Безграмотность и ее причины... 56
О частях речи в русском языке...63
И. А. Бодуэн де Куртенэ и его значение в науке о языке...85
Опыты лингвистического толкования стихотворений.
II. "Сосна" Лермонтова в сравнении с ее немецким прототипом...97
О нормах образцового русского произношения...110
Современный русский литературный язык...113
Литературный язык и пути его развития (применительно к русскому языку)...130
К вопросу о русской орфоэпии...141
Теория русского письма.... 144
Тезисы к докладу „Система учебников и учебных пособий по русскому языку в средней школе...180
Примечания...183
Список основных работ акад. Л. В. Щербы...186