» » Реванш русской белой эмиграции

Реванш русской белой эмиграции

Находясь в эмиграции, многие представители русской интеллигенции продолжали трудиться: делали научные открытия, продвигали русскую культуру, создавали системы медицинского обслуживания, развивали факультеты, возглавляли кафедры ведущих университетов иностранных государств, учреждали новые вузы и гимназии.

В Москве в рамках Международной ежегодной богословской конференции Свято-Тихоновского гуманитарного православного университета состоялась IX международная научно-просветительская конференция «Люди и судьбы русского зарубежья».

Конференция была посвящена эмиграции российской научной элиты за рубеж в начале XX века. Эксперты в своих докладах рассказывали об истории жизненного пути научных деятелей, выехавших за границу и внесших значительный вклад в развитие мировой науки.

В мероприятии приняли участие: Архиепископ Женевский Михаил, независимые исследователи, эксперты из Института всеобщей истории РАН, Института славяноведения РАН, ИНИОН РАН, НИУ Высшей школы экономики, МГУ, Института русского культурного наследия Латвии, Институт истории АН Молдовы и др.

Как отметил профессор Одесского национального медицинского университета К.К. Васильев, судьба профессора императорской России естественно распадалась на две части – жизнь на родине и в эмиграции. Что заставляло некоторых ученых, многие из которых уже успели сделать карьеру и заработать имя в отечественной науке, эмигрировать из России после 1917 года и дисперсно расселиться по всему миру вместе с другими интеллектуалами? У всех были свои частные поводы: преследования, аресты, семейные обстоятельства, увольнения, закрытие кафедр, невозможность продолжать работу по избранной тематике и пр. Тем не менее, в качестве основной причины можно назвать идеологическое давление. «Людей ставили в определенные рамки. Человек, выросший свободным, не мог согласиться на такие условия, и, естественно, люди далеко не с радостью, а с большой горечью покидали Россию в надежде скоро вернуться обратно на родину», – рассказала журналу «Международная жизнь» доктор истории и представитель Института русского культурного наследия Латвии Татьяна Фейгмане.

Судьба профессора императорской России естественно распадалась на две части – жизнь на родине и в эмиграции. Данные по численности эмигрировавших российских ученых в 1920-е годы рознятся от 500 до 1000 с лишним человек. Однако, как отметила Доцент высшей школы (факультета) государственного аудита МГУ имени М.В. Ломоносова Ольга Баркова, многие современные исследователи полагают, что российская научная эмиграция составляла около ¼ от дореволюционного научного сообщества, т.е. порядка 1100 человек. Некоторым оказавшимся на чужбине ученым удалось не только реализовать себя в тяжелых условиях эмиграции, но и продвигать российскую научную мысль за границей. В качестве примера к ним можно отнести следующие персоналии, о жизни и деятельности которых было подробно рассказано участниками конференции:

  • Приват-доцент Петроградского университета Александр Васильевич Болдур, эмигрировав в Румынию, возглавлял в течение долгих лет исторические кафедры ведущих университетов страны.
  • Профессор Н.К. Кульчицкий, сделавший головокружительную карьеру от студента-медика до министра просвещения в императорской России, приобрел мировую известность в области гистологии и эмбриологии. В 1921 году он переселился в Британию и, работая в Лондонском университете, внес существенный вклад в развитие отечественной и британской гистологии и биологии.
  • Историк философии и юриспруденции П.И. Новгородцев стал одним из организаторов Русского юридического факультета в Праге, который был открыт при Карловом университете в 1922 г.
  • Ученый-клиницист А.И. Игнатовский после 1917 годаэвакуирован в Королевство Сербов, Хорватов и Словенцев, где получил кафедру в Белградском университете. После Второй мировой войны в Македонии открылся университет Скопье, там он также возглавлял клиническую кафедру. Кроме всего прочего А.И. Игнатовский основал свою научную школу.
  • Приват-доцент Петербургского университета А.Н. Круглевский в связи с закрытием правовых отделений факультетов общественных наук в 1924 г. уезжает в Латвию, где уже в Латвийском университете заслужил авторитет, стал автором многих научных трудов по уголовному праву, изданных на латышском, русском и немецком языках. Участвовал в создании статей по вопросам уголовного права для латышского энциклопедического словаря.
  • Профессор Ф.В. Тарановский (известный юрист, доктор государственного права, автор учебника «Энциклопедия права», который до сих пор издается и используется на юридических факультетах) в 1920 году эмигрировал в Королевство Сербов, Хорватов и Словенцев, где сразу же был избран профессором славянского права Белградского университета, а в 1930 году возглавил Русский научный институт в Белграде.

Важный вклад в становление и развитие российского научного сообщества в эмиграции, а также мировой науки внесли не только мужчины, но и женщины, которые по словам Ольги Барковой, уезжали за границу в основном в составе семьи – либо с родителями, либо с мужем. Эксперт привела в пример несколько женщин:

  • Доктор медицины Надежда Добровольская-Завадская, первая женщина из России, возглавлявшая кафедру хирургии, исследования которой в области онкологии в 1930-е гг. были связаны с изучением воздействия рентгеновских лучей на природу различных раковых заболеваний.
  • Иммунолог, выпускница Московского университета, руководитель лаборатории в Пастеровском институте и лауреат премии Французской Медицинской академии (1945 г.) Антонина Гелен (урожденная Щедрина), предложившая методику использования вирусов бактериофагов в медицинских целях, заложившая основу одного из методов современной химиотерапии.
  • Философ - богослов Надежда Городецкая, первая женщина профессор, работавшая на университетской кафедре в г. Ливерпуль.
  • Историк Анна Бургина, специалист по истории меньшевистского движения, усилиями которой в США было образовано научное направление по изучению истории рабочего движения и подготовлено целое поколение американских специалистов по истории России.

Вместе с тем далеко не вся эмигрировавшая российская интеллигенция успешно реализовала себя на чужбине, так как сказывались сложные процессы адаптации и интеграции в новое общество, языковые трудности и другие проблемы. По данным Парижского и Марсельского бюро Земгора на 1923 г., из 7050 человек, 51,3% составляли лица интеллигентных профессий, получавшие заработок в области физического труда, и лишь 0,1% - в области умственного труда .

Русская эмиграционная волна после 1917 года двигалась не только в Европу, но и в Азию, в Китай, где были свои специфические условия – не только климат, но и совершенно другая цивилизация, язык, обычаи, отсутствие санитарии и многое другое. Старший научный сотрудник ИНИОН РАН Виктория Шаронова, посветившая свой доклад русской профессуре в Шанхае, отметила, что российский профессорско-преподавательский состав в данной стране можно разделить на две категории: 1 – те, кто приехали в Китай еще во времена строительства КВЖД, 2 – беженцы, которые приехали в основном из Санкт-Петербурга (именно они составляли цвет профессорства), а также остатки армии Колчака, беженцы из Западной и Восточной Сибири, Дальнего Востока, забайкальские казаки. «В Китае профессора осуществляли, прежде всего, просветительскую деятельность не только среди русских, но и среди китайской молодежи. Благодаря нашей интеллигенции появилось новое поколение китайцев. Направления были самые различные. Для русских наиболее важным было военное образование (т.к. в Китай были эвакуированы кадетские корпуса и здесь проживало большое количество русских военных), для китайцев же была важна европейская медицина, а также культура» - рассказала эксперт.

В своем выступлении Виктория Шаронова упомянула профессора Бари Адольфа Эдуардовича, уроженца Санкт-Петербурга, психиатра по образованию. Он прибыл в Шанхай – город, занимающий одно из первых мест по количеству самоубийств, где люди сходили с ума, тоскуя по родине. Адольф Эдуардович вел активную просветительскую и общественную деятельность: преподавал в университете Шанхая, устраивал бесплатные консультации для русских эмигрантов, был отрядным врачом русского полка шанхайского волонтерского корпуса, председателем Русского благотворительно общества, профессором Китайского университета в Пекине. Виктория Шаронова отметила высокую роль Бари в сохранении жизней русских эмигрантов в Шанхае.

В заключении конференции участники сошлись во мнении, что помимо всех научных достижений, российские ученые-эмигранты представили потрясающие примеры нравственности, стойкости духа, готовности к самопожертвованию, что может послужить примером для современной молодежи.

Баркова О. Н. " Они не могли уйти только в одну науку...": женщины - ученые русского зарубежья 1917 - 1939 годов // Клио. - 2016. - № 12. - С. 153–162.

Мы вспоминаем страшные события 95-летней давности. Трагедию, случившуюся в стране тогда, чувствовали не только взрослые. Дети понимали ее по-своему, в каком-то смысле чище и острее. Мальчики и девочки 1920-х годов. Голоса тех детей рассказывают больше и правдивее, они не умеют врать.

Я не умею врать

1917 год как поворотная веха в истории России и последовавшая за ним братоубийственная гражданская война на протяжении долгих лет являлись объектом пристального внимания не только со стороны историков-профессионалов, но и многих современников тех событий. По существу, «вспоминать» начали почти сразу, почти синхронно происходящему. И это нельзя было объяснить лишь воздействием политической конъюнктуры: то, что случилось в стране, прямо и непосредственно затронуло каждого из ее граждан, полностью перевернуло, а подчас и просто сломало их жизни, заставляя вновь и вновь переосмысливать недавнее прошлое, ища ответ на трудноразрешимые или вовсе не разрешимые вопросы, поставленные революционной эпохой столь неожиданно и остро. Может показаться удивительным, но в нестройную «вспоминающую» многоголосицу первых послереволюционных лет постоянно вплетались голоса тех, кого, казалось бы, трудно было там услышать — детей, которым довелось взрослеть в это непростое время.

Действительно, мальчики и девочки 1920-х годов оставили после себя немало письменных текстов, в которых шла речь о том, что произошло с ними самими, с их родителями, с другими близкими и не очень близкими им людьми после революции 1917 года. В большинстве своем такие детские воспоминания сохранились в форме школьных сочинений. Не отрицая тот факт, что воздействие взрослых на эту форму детского мемуарного творчества было достаточно велико — даже само их появление инициировалось взрослыми, — значение таких воспоминаний трудно переоценить. Мало того что наблюдательные дети подчас подмечали и фиксировали то, что оставалось не увиденным взрослыми, мало того что они предлагали свои, «детские» интерпретации многих явлений, фактов и событий, они писали так откровенно, так искренне и открыто, что изложенное ими на простых тетрадных страницах немедленно превращалось в своеобразные исповеди. «Я не умею врать, а пишу, что правда», — это признание 12-летней девочки из Ярославской губернии могло бы быть распространено на преобладающее большинство детских воспоминаний, написанных вскоре после окончания Гражданской войны в России.

Дети 1917-го

Наиболее ранние детские воспоминания о революции 1917 года восходили к письменной культуре «бывших» и создавались детьми «чужих». Тексты эти были явно политизированы, что и понятно: прошлое быстро превращалось для этих детей в «утраченный рай», зачастую вместе с потерянной Родиной и обретенным эмигрантским эпилогом — недаром один из русских педагогов-эмигрантов, писатель и публицист Н. А. Цуриков называл их «маленькими перелетными птичками». По подсчетам созданного в 1923 году в Праге под председательством выдающегося богослова, философа и педагога В. В. Зеньковского Педагогического бюро по делам средней и низшей русской школы за границей, к середине 1920-х годов за рубежом насчитывалось около 20 тысяч русских детей только школьного возраста. Из них в зарубежной русской школе обучались не менее 12 тысяч человек. Педагоги-эмигранты не без оснований полагали, что обучение в русских школах будет способствовать сохранению у детей национальной идентичности, в том числе за счет сохранения родного языка и православного вероисповедания. Заметим, что православные церковнослужители и лично, и как руководители общественных организаций сыграли огромную роль в создании и деятельности русских беженских школ. Немалый вклад в разработку психолого-педагогических основ воспитания и обучения детей и юношества и непосредственно в жизнь русской школы в эмиграции внесли религиозный мыслитель, богослов и философ Г. В. Флоровский, основатель и первоиерарх Русской Православной Церкви за границей митрополит Антоний (Храповицкий) и его будущий преемник митрополит Анастасий (Грибановский), епископ Пражский Сергий (Королев), его ближайший соратник, на которого было возложено в первую очередь, преподавание Закона Божьего в русских эмигрантских школах, архимандрит Исаакий (Виноградов), почетный председатель Епархиального управления Русскими православными церквями в Западной Европе митрополит Евлогий (Георгиевского), начальник Российской духовной миссии в Китае митрополит Иннокентий (Фигуровский) и многие другие. Под покровительством РПЦ за границей существовали и действовали различные детские и молодежные организации: скауты, соколы, детские хоры, оркестры и театральные коллективы, регулярно проводились Дни русской культуры и отмечавшиеся на Благовещение Дни русского ребенка, во время которых проходил сбор средств на нужды детей путем церковных тарелочных сборов и подписных листов.

В декабре 1923 года в одной из самых больших русских эмигрантских школ — русской гимназии в Моравской Тшебове (Чехословакия) — по инициативе ее директора неожиданно были отменены два урока и всем учащимся предложили написать сочинение на тему «Мои воспоминания с 1917 года по день поступления в гимназию» (среди прочих участников опроса была и дочь Марины Цветаевой Ариадна Эфрон, о чем она много лет спустя написала в своих мемуарах). Позднее Педагогическое бюро распространило этот опыт на ряд других русских эмигрантских школ Болгарии, Турции, Чехо-Словакии и Югославии. В результате к 1 марта 1925 года в Бюро было собрано 2403 сочинения общим объемом 6,5 тысячи рукописных страниц. Результаты анализа воспоминаний были изданы в нескольких брошюрах, однако сами воспоминания долгое время не публиковались и хранились вначале в Русском заграничном историческом архиве в Праге, а после передачи его в Россию по окончании Второй мировой войны — в ЦГАОР СССР (ныне — Государственный архив Российской Федерации). Часть этих документов (свыше 300) была опубликована лишь в 1997 году по благословению архимандрита Кирилла (Павлова).

Собранные сочинения были очень разными, что не случайно: ведь их писали учащиеся разных возрастов, причем возрастной диапазон колебался от 8 (ученики приготовительных классов) до 24 лет (молодые люди, возобновившие обучение после вынужденного перерыва). Соответственно, и объемом своим эти сочинения сильно отличались друг от друга — от нескольких строчек, с большим трудом выведенных самыми маленькими, до 20-страничных сочинений старшеклассников, написанных убористым, мелким почерком. По мере взросления ребенка и совершенствования его письменной речи прослеживалось естественное усложнение текстов, когда на смену фиксации отдельных, часто разрозненных автобиографических фактов приходили попытки осмысления прошлого, рассуждения о судьбах покинутой Родины, причем зачастую патриотические настроения и чувства прямо подпитывались религиозными установками и религиозным сознанием писавших. Россия и православная вера сплетались воедино, и именно в вере Христовой видели эти отвергнутые новой советской властью дети надежду на воскрешение своей Отчизны: «Попросим же мы Бога о том, чтобы он взял под свою защиту поруганную и униженную, но не забывшую, несмотря на все гонения, христианскую веру, нашу дорогую Святую Русь»; «Где-то там, в глубине необъятной России, появятся люди старинного уклада, которые с именем Божьем на устах пойдут спасать Россию»; «Я верю, что правда восторжествует и Россия спасется светом Христовой Веры!».

Бог был с детьми

При всем их многообразии основная масса детских воспоминаний содержательно и оценочно укладывалась в довольно стабильную противополагающую схему: «было хорошо — стало плохо». Добольшевистское прошлое представало в сочинениях детей эмиграции как красивая, добрая сказка, в которой всегда было место религии и Богу. Вспоминая «золотое», «тихое», «счастливое» детство в России, мальчики и девочки подробно описывали с таким нетерпеньем ожидаемые «светлые праздники» Рождества и Пасхи, когда обязательно ходили в церковь и получали подарки, наряжали елку и красили пасхальные яйца, когда рядом были родители и друзья, а еще — «Кто-то Милосердный, Который простит и не осудит». «…Рождество, — пишет ученик 6-го класса Английской школы для русских мальчиков в Эринкее (Турция) Иван Чумаков. — Изучаешь тропарь, рассказываешь отцу, матери, сестрам, и даже младшему братишке, ничего еще не понимающему. А мать так за три дня попросишь разбудить к заутрене. В церкви стоишь спокойно, ежеминутно крестишься и читаешь тропарь. Кончилась церковная служба. Не возвращаясь домой, бежишь “Христа славить”. Тут конфеты, пряники, копейки — все карманы. Потом — домой разговляться. После этого — опять славить, и так целый день… А вскоре и Пасха. Это праздник… неописуемый. Весь день колокольный звон, катание яиц, “христосование”, поздравления, подарки…»

Бог был с детьми, а дети — с Богом не только в дни религиозных праздников, но постоянно, ежедневно, ежечасно. Некоторые из них прямо признавались в «глубокой религиозности», унаследованной от родителей. Молитва неизменно занимала свое особое, устойчивое место в детских рутинных повседневных практиках: «Наутро я просыпался всегда веселый, одевался, умывался, молился Богу и шел в столовую, где уже был накрыт стол… После чая я шел заниматься, решал несколько задач, писал две страницы чистописания и т. д.». Бог хранил, Бог защищал, Бог умиротворял, Бог вселял надежду: «Вот отдельные картины из дальнего детства. Ночь, перед образом Божьей Матери горит лампадка, ее дрожащий неверный свет освещает всепрощающий лик Прелестной Девы, и кажется, что черты ее лица движутся, живут, а прелестные глубокие глаза смотрят на меня с лаской и любовью. Я, маленькая девочка, в длинной ночной рубашке лежу в кровати, мне не хочется спать, я слышу храпенье моей старушки-няни, и мне представляется в ночной тишине, что я одна в огромном мире, где нет ни одной человеческой души, мне делается страшно, но, смотря на чудные черты Божьей Матери, страхи мои понемногу уходят, и я незаметно для себя засыпаю».

И вдруг внезапно, в один миг все это — такое «свое», такое привычное, такое устоявшее — было разрушено, а безбожие, как это ни кощунственно звучит, было возведено в ранг новой веры, где молились новым революционным апостолам и следовали новым революционным заветам. «Большевики проповедовали, что Бога нет, что нет красоты жизни и все дозволено», и не просто проповедовали, а воплощали эту вседозволенность на практике. Запрет на преподавание Закона Божьего и замена висящих в классных комнатах икон — «этих безделушек», как называли их красные комиссары, — портретами вождей революции были, пожалуй, наиболее безобидными из того, что предприняли новые власти. Осквернение религиозных святынь происходило повсеместно: и во время обысков, свидетелями которых были дети («Несколько пьяных, разнузданных матросов, с ног до головы увешанных оружием, бомбами и перевитыми пулеметными лентами, ворвались в нашу квартиру с громкими криками и бранью: начался обыск… Все подверглось разрушению и разгрому, даже иконы срывали эти богохульники, били их прикладами, топтали ногами»), и за пределами их дома. «Большевики в храмы Божьи вторгались, убивали священников, вынимали мощи и разбрасывали по церкви, ругались по-большевистски, смеялись, но Бог терпел и терпел», — с горечью свидетельствует 15-летний ученик Русской гимназии в Шумене (Болгария). «Свет от пожара освещал церковь… на колокольне качались повешенные; их черные силуэты бросали страшную тень на стены церкви», — вспоминает другой. «На Пасху, вместо звона, стрельба. Страшно выйти на улицу», — пишет третий. И таких свидетельств было немало.

Именно на Бога и уповали дети в самые тяжкие, самые страшные минуты своей жизни, когда надеяться было не на что, и именно Ему возносили хвалу, когда испытания оказывались уже позади: «Нас ввели в большую светлую комнату (ЧК. — А. С. )… Я помню, что в то мгновение я только молилась. Сидели мы не долго, пришел солдат и нас куда-то повел; на вопрос, что с нами сделают, он, гладя меня по голове, отвечал: “Расстреляют”… Нас привели на двор, где стояло несколько китайцев с ружьями…Это было похоже на кошмар, и я только ждала, когда он кончится. Я слышала, как кто-то считал: “Раз, два”… Я видела маму, которая шептала: “Россия, Россия”, и папу, сжимающего мамину руку. Мы ждали смерти, но… вошел матрос и остановил готовых стрелять солдат. “Эти еще пригодятся”, — сказал он и велел нам идти домой. Вернувшись… домой, мы все трое стали перед образами, и я в первый раз так горячо и искренно молилась». Для многих молитва становилась единственным источником жизненной силы: «В ночь под Благовещение была страшная канонада; я не спала и всю ночь молилась»; «Я никогда раньше не молился, никогда не вспоминал Бога, но, когда я остался один (после смерти брата), я начал молиться; я молился все время — где только представлялся случай, и больше всего молился на кладбище, на могиле брата».

Помилуй Россию, помилуй меня!

Между тем были среди детей и совершенно отчаявшиеся, утратившие жизненный стержень, а вместе с ним — как им казалось — и веру во Всевышнего: «Я хуже волка, вера рухнула, нравственность пала»; « Я… с ужасом заметил, что ничего того святого, того доброго, что вкладывали в меня папа и мама, — у меня нет. Бог для меня перестал существовать как что-то далекое, заботящееся обо мне: Евангельский Христос. Встал передо мною новый бог, бог жизни… Я стал… полным эгоистом, который готов для своего счастья поступиться счастьем других, видящего в жизни только борьбу за существование, считающего, что высшее счастье на земле — это деньги». Именно таких детей и подростков имел в виду В. В. Зеньковский, когда, анализируя сочинения, утверждал, что «религиозный путь преодоления» открылся пока еще далеко не всем, и нужна очень кропотливая работа, чтобы помочь детям «подойти ближе к Церкви».

В эмиграции дети оказались в какой-то степени ограждены от кровожадного революционного молоха. Им вернули многое из того, что они сами хотели бы вернуть из недавнего прошлого. Но, по их собственным словам, даже Рождество стало каким-то «грустным», не таким, как в оставленной России, которую они никак не могли забыть и куда они так хотели бы вернуться. Нет, им отнюдь не нужно было новое советское отечество, враждебный и непривычный для них «антимир» советской власти и большевизма. Они стремились в ту, прежнюю Россию, о которой писали в своих сочинениях и которую изображали на своих рисунках: тихие, заснеженные дворянские усадьбы, кремлевские стены и башни, маленькие деревенские церквушки. Особенно трогает среди сохранившихся рисунков один: маковки православных церквей с крестами и лаконичная надпись «Я люблю Россию». Большинству из этих детей так никогда и не удалось осуществить свою мечту. Но они продолжали верить и истово молиться за Родину — так же истово, как за самих себя: «Боженька, неужели все так и останется? Помилуй Россию, помилуй меня!»

При подготовке статьи были использованы материалы книг «Дети русской эмиграции (Книга, которую мечтали и не смогли издать изгнанники)» (М.: ТЕРРА, 1997) и «Дети эмиграции: Воспоминания» (М.: Аграф, 2001), а также монографии автора «Российское детство в ХХ веке: История, теория и практика исследования». (Казань: Казанский гос. ун-т, 2007).


Построение русских скаутов. Марсель. 1930 год


Занятие музыкой с детьми в русской коммуне Монтгерон. Париж. 1926 год


Учителя и учащиеся прогимназии Всероссийского союза городов в лагере Селимие. 1920 год


Преподаватели и студенты Свято-Сергиевского богословского института в Париже. 1945 год. В центре — схимонах Савватий. Справа от него — Владимир Вейдле. Александр Шмеман, Константин Андроников и Сергей Верховский. Крайний справа — отец Василий Зеньковский

Текст: Алла САЛЬНИКОВА

Первая волна русских эмигрантов, покинувших Россию после Октябрьской революции, имеет наиболее трагичную судьбу. Сейчас живет уже четвертое поколение их потомков, которое в значительной степени утратило связи со своей исторической родиной.

Неизвестный материк

Русская эмиграция первой послереволюционной войны, называемая еще белой, – явление эпохальное, не имеющее аналогов в истории не только по своим масштабам, но и по вкладу в мировую культуру. Литература, музыка, балет, живопись, как и многие достижения науки XX века, немыслимы без русских эмигрантов первой волны.

Это был последний эмиграционный исход, когда за рубежом оказались не просто подданные Российской империи, а носители русской идентичности без последующих «советских» примесей. Впоследствии ими был создан и обжит материк, которого нет ни на одной карте мира, – имя ему «Русское зарубежье».

Основное направление белой эмиграции – это страны Западной Европы с центрами в Праге, Берлине, Париже, Софии, Белграде. Значительная часть осела в китайском Харбине – здесь к 1924 году начитывалось до 100 тыс. русских эмигрантов. Как писал архиепископ Нафанаил (Львов), «Харбин был исключительным явлением в то время. Построенный русскими на китайской территории, он оставался типичным русским провинциальным городом в течение ещё 25 лет после революции».

По подсчетам американского Красного Креста, на 1 ноября 1920 года общее количество эмигрантов из России составляло 1 млн. 194 тыс. человек. Лига Наций приводит данные по состоянию на август 1921 года - 1,4 млн. беженцев. Историк Владимир Кабузан число эмигрировавших из России в период с 1918-го по 1924 годы оценивает минимум в 5 млн. человек.

Кратковременная разлука

Эмигранты первой волны не рассчитывали провести в изгнании всю свою жизнь. Они ожидали, что вот-вот советский режим рухнет и они вновь смогут увидеть родину. Подобными настроениями и объясняется их противодействие ассимиляции и намерение ограничить свою жизнь рамками эмигрантской колонии.

Публицист и эмигрант первой воны Сергей Рафальский по этому поводу писал: «Как-то стерлась в зарубежной памяти и та блестящая эпоха, когда эмиграция еще пахла пылью, порохом и кровью донских степей, а ее элита по любому звонку в полночь могла представить на смену "узурпаторам" и полный комплект Совета министров, и необходимый кворум Законодательных палат, и Генеральный штаб, и корпус жандармов, и Сыскное отделение, и Торговую палату, и Священный Синод, и Правительствующий Сенат, не говоря уже о профессуре и представителях искусств, в особенности литературы».

В первой волне эмиграции помимо большого количества культурных элит российского дореволюционного общества была значительная доля военных. По данным Лиги Наций, около четверти всех послереволюционных эмигрантов принадлежали к белым армиям, покинувшим Россию в разное время с разных фронтов.

Европа

На 1926 год в Европе, по данным Службы по делам беженцев Лиги Наций, официально были зарегистрированы 958,5 тысячи русских беженцев. Из них порядка 200 тыс. приняла Франция, около 300 тыс. – Турецкая Республика. В Югославии, Латвии, Чехословакии, Болгарии и Греции приблизительно проживали по 30-40 тыс. эмигрантов.

Первые годы роль перевалочной базы русской эмиграции играл Константинополь, однако со временем его функции перешли другим центрам – Парижу, Берлину, Белграду и Софии. Так, по некоторым данным, в 1921 году русское население Берлина достигало 200 тыс. человек – именно оно в первую очередь пострадало от экономического кризиса, и к 1925 году там остались не более 30 тыс. человек.

На главные роли центров русской эмиграции постепенно выдвигаются Прага и Париж, в частности, последний справедливо считают культурной столицей эмиграции первой волны. Особое место среди парижских эмигрантов играло Донское войсковое объединение, председателем которого был один из лидеров белого движения Венедикт Романов. После прихода в 1933 году к власти в Германии национал-социалистов и особенно во время Второй мировой войны резко увеличился отток русских эмигрантов из Европы в США.

Китай

Накануне революции численность российской диаспоры в Маньчжурии достигала 200 тыс. человек, после начала эмиграции она увеличилась еще на 80 тысяч. На протяжении всего периода Гражданской войны на Дальнем Востоке (1918-1922 годы) в связи с мобилизацией началось активное перемещение русского населения Маньчжурии.

После поражения белого движения эмиграция в Северный Китай резко усилилась. К 1923 году количество русских здесь оценивалось приблизительно в 400 тыс. человек. Из этого числа около 100 тыс. получили советские паспорта, многие из них решили репатриироваться в РСФСР. Свою роль здесь сыграла амнистия, объявленная рядовым участникам белогвардейских соединений.

Период 1920-х годов был отмечен активной реэмиграцией русских из Китая в другие страны. Особенно это затронуло молодежь, направлявшуюся на обучение в университеты США, Южной Америки, Европы и Австралии.

Лица без гражданства

15 декабря 1921 года в РСФСР был принят декрет, согласно которому многие категории бывших подданных Российской империи лишались прав на российское гражданство, в том числе пробывшие за границей беспрерывно свыше 5 лет и не получившие своевременно от советских представительств заграничных паспортов или соответствующих удостоверений.

Так многие российские эмигранты оказались лицами без гражданства. Но их права продолжали защищать прежние российские посольства и консульства по мере признания соответствующими государствами РСФСР, а затем СССР.

Целый ряд вопросов, касающихся российских эмигрантов, можно было решить только на международном уровне. С этой целью Лига Наций приняла решение ввести должность верховного комиссара по делам русских беженцев. Им стал знаменитый норвежский полярный исследователь Фритьоф Нансен. В 1922 году появились специальные «нансеновские» паспорта, которые выдавались русским эмигрантам.

Вплоть до конца XX века в разных странах оставались эмигранты и их дети, жившие с «нансеновскими» паспортами. Так, старейшина русской общины в Тунисе Анастасия Александровна Ширинская-Манштейн получила новый российский паспорт только в 1997 году.

«Я ждала русского гражданства. Советское не хотела. Потом ждала, когда паспорт будет с двуглавым орлом - посольство предлагало с гербом интернационала, я дождалась с орлом. Такая я упрямая старуха», – признавалась Анастасия Александровна.

Судьбы эмиграции

Многие деятели отечественной культуры и науки встретили пролетарскую революцию в расцвете сил. За границей оказались сотни ученых, литераторов, философов, музыкантов, художников, которые могли составить цвет советской нации, но в силу обстоятельств раскрыли свой талант только в эмиграции.

Но подавляющая часть эмигрантов вынуждена была устраиваться шоферами, официантами, мойщиками посуды, подсобными рабочими, музыкантами в маленьких ресторанчиках, тем не менее продолжая считать себя носителями великой русской культуры.

Пути русской эмиграции были различны. Некоторые изначально не прияли советскую власть, другие насильно были высланы за рубеж. Идеологический конфликт, по сути, расколол русскую эмиграцию. Особенно остро это проявилось в годы Второй мировой войны. Часть русской диаспоры считала, что ради борьбы с фашизмом стоило пойти на союз с коммунистами, другая – отказывалась поддерживать оба тоталитарных режима. Но были и те, кто готов был воевать против ненавидимых Советов на стороне фашистов.

Белоэмигранты Ниццы обратились к представителям СССР с петицией:
«Мы глубоко скорбели, что в момент вероломного нападения Германии на нашу Родину были
физически лишены возможности находиться в рядах доблестной Красной Армии. Но мы
помогали нашей Родине работой в подполье». А во Франции, по подсчетам самих эмигрантов, каждый десятый представитель Движения Сопротивления был русскими.

Растворяясь в чужой среде

Первая волна русской эмиграции, пережив пик в первые 10 лет после революции, в 1930-х годах пошла на убыль, а к 1940-м и вовсе сошла на нет. Многие потомки эмигрантов первой волны уже давно забыли о своей прародине, но заложенные когда-то традиции сохранения русской культуры во многом живы и по сей день.

Потомок знатной фамилии граф Андрей Мусин-Пушкин с грустью констатировал: «Эмиграция была обречена на исчезновение или ассимиляцию. Старики умерли, молодые постепенно растворились в местной среде, превращаясь во французов, американцев, немцев, итальянцев... Иногда кажется, от прошлого остались лишь красивые, звучные фамилии и титулы: графы, князья, Нарышкины, Шереметьевы, Романовы, Мусины-Пушкины».

Так, в транзитных пунктах первой волны русской эмиграции уже никого не осталось в живых. Последней была Анастасия Ширинская-Манштейн, которая в 2009 году скончалась в тунисской Бизерте.

Сложной была и ситуация с русским языком, который на рубеже XX и XXI веков в русском зарубежье оказался в неоднозначном положении. Живущая в Финляндии профессор русской литературы Наталья Башмакова – потомок эмигрантов, бежавших из Петербурга в 1918 году, – отмечает, что в некоторых семьях русский язык живет даже в четвертом поколении, в других – умер много десятилетий назад.

«Проблема языков для меня лично горестна, – говорит ученый, – так как эмоционально чувствую лучше русский, но не всегда уверена в употреблении каких-то выражений, шведский сидит во мне глубоко, но, конечно, я сейчас его подзабыла. Эмоционально он мне ближе финского».

В австралийской Аделаиде сегодня живет немало потомков эмигрантов первой волны, которые покинули Россию из-за большевиков. Они до сих пор носят русские фамилии и даже русские имена, но родным языком для них уже является английский. Их родина – Австралия, эмигрантами себя они не считают и мало интересуются Россией.

Больше всего тех, кто имеет русские корни, в настоящее время проживает в Германии – около 3,7 млн. человек, в США – 3 млн., во Франции – 500 тыс., в Аргентине – 300 тыс., в Австралии – 67 тыс. Здесь перемешались несколько волн эмиграции из России. Но, как показали опросы, потомки первой волны эмигрантов в наименьшей степени ощущают связь с родиной своих предков.

1. Первая волна.
2. Вторая волна.
3. Третья волна.
4. Судьба Шмелева.

У поэта нет биографии, у него есть только судьба. И судьба его - судьба его родины.
А. А. Блок

Литература русского зарубежья - это литература русских эмигрантов, волею судьбы не имевших возможности творить на родине. Как явление литература русского зарубежья возникла после Октябрьской революции. Три периода - волны русской эмиграции - были этапами изгнания или бегства литераторов за рубеж.

Хронологически они приурочены к важным историческим событиям в России. Первая волна эмиграции длилась с 1918 по 1938 год, от Первой мировой и гражданской до начала Второй мировой войны. Она носила массовый характер и была вынужденной — СССР покинуло около четырех миллионов человек. Это были не только люди, уехавшие за рубеж после революции: эсеры, меньшевики, анархисты эмигрировали уже после событий 1905 года. После поражения добровольческой армии в 1920 году в эмиграции пытались спастись белогвардейцы. Уехали за границу В. В. Набоков, И. С. Шмелев, И. А. Бунин, М. И. Цветаева, Д. С. Мережковский, 3. Н. Гиппиус, В. Ф. Ходасевич, Б. К. Зайцев и многие другие. Некоторые еще надеялись, что в большевистской России можно заниматься творчеством, как и раньше, но действительность показала, что это невозможно. Русская литература существовала за рубежом, так же, как Россия продолжала жить в сердцах покинувших ее и в их произведениях.

В конце Второй мировой войны началась вторая волна эмиграции, тоже вынужденная. Менее чем за десять лет, с 1939 по 1947 год, из России уехали десять миллионов человек, среди них и писатели, такие как И. П. Елагин, Д. И. Кленовский, Г. П. Климов, Н. В. Нароков, Б. Н. Ширяев.

Третья волна - это время хрущевской «оттепели». Эта эмиграция была добровольной. С 1948 по 1990 год чуть больше миллиона человек покинули родину. Если ранее причины, побудившие эмигрировать, были политическими, то третья эмиграция руководствовалась в основном экономическими причинами. Уехали в основном представители творческой интеллигенции - А. И. Солженицын, И. А. Бродский, С. Д. Довлатов, Г. Н. Владимов, С. А. Соколов, Ю. В. Мамлеев, Э. В. Лимонов, Ю. Алешковский, И. М. Губерман, А. А. Галич, Н. М. Коржавин, Ю. М. Кублановский, В. П. Некрасов, А. Д. Синявский, Д. И. Рубина. Многие, например А. И. Солженицын, В. П. Аксенов, В. Е. Максимов, В. Н. Войнович, были лишены советского гражданства. Они уезжают в США, Францию, Германию. Надо заметить, что представители третьей волны не были исполнены такой щемящей ностальгии, как эмигрировавшие ранее. Их родина выпроводила, назвав тунеядцами, преступниками и клеветниками. У них был другой менталитет - их считали жертвами режима и принимали, предоставляя гражданство, покровительство и материальную поддержку.

Литературное творчество представителей первой волны эмиграции имеет огромную культурную ценность. Я хочу подробнее остановиться на судьбе И. С. Шмелева. «Шмелев, может быть, самый глубокий писатель русской послереволюционной эмиграции, да и не только эмиграции... писатель огромной духовной мощи, христианской чистоты и светлости души. Его "Лето Господне", "Богомолье", "Неупиваемая Чаша" и другие творения -это даже не просто русская литературная классика, это, кажется, само помеченное и высветленное Божьим Духом», - так высоко оценивал творчество Шмелева писатель В. Г. Распутин.

Эмиграция изменила жизнь и творчество писателя, весьма плодотворно трудившегося до 1917 года, ставшего известным всему миру как автор повести «Человек из ресторана». Страшные события предшествовали его отъезду - он потерял единственного сына. В 1915 году Шмелев отправился на фронт - уже это явилось для родителей потрясением. Но.идейно они придерживались мнения, что сын должен выполнить свой долг перед родиной. После революции семья Шмелевых переезжает в Алушту, где голод и нищета. В 1920 году Шмелев, заболевший в армии туберкулезом и проходивший лечение, арестован чекистами Б. Куна. Через три месяца его расстреляли несмотря на амнистию. Узнав об этом, Шмелев не возвращается в Россию из Берлина, где его застает это трагическое известие, а затем переезжает в Париж.

В своих произведениях писатель воссоздает ужасные в своей подлинности картины происходящего в России: террор, беззаконие, голод. Страшно считать такую страну родиной. Шмелев считает всех, кто остался в России, святыми мучениками. Не менее ужасной была жизнь эмигрантов: многие жили в нищете, не жили - выживали. В своей публицистике Шмелев постоянно поднимал эту проблему, призывая соотечественников помогать друг другу. Кроме безысходного горя, над семьей писателя также довлели насущные вопросы - где жить, как зарабатывать на хлеб. Он, глубоко верующий и соблюдавший даже на чужбине православные посты и праздники, стал сотрудничать в православном патриотическом журнале «Русский колокол», т Заботясь о других, Иван Сергеевич не умел думать о себе, не умел просить, заискивать, поэтому часто был лишен самых необходимых вещей. В эмиграции он пишет рассказы, памфлеты, романы, лучшим же произведением, написанным им в эмиграции, считается «Лето господне» (1933). В этом произведении воссозданы уклад и духовная атмосфера дореволюционной русской православной семьи. В написании книги им движет «любовь к родному пепелищу, любовь к отеческим гробам» - эти строки А. С. Пушкина взяты эпиграфом. «Лето Господне» - это противовес Солнцу мертвых», о том, что было в России живого.

«Может, эта книга будет - "Солнцем живых" - это для меня, конечно. В прошлом у всех нас, в России, было много ЖИВОГО и подлинно светлого, что быть может навсегда утрачено. Но оно БЫЛО. Животворящее, проявление Духа Жива, что, убитое, своей смертью, воистину, должно попрать смерть. Оно жило - и живет - как росток в терне, ждет...» - эти слова принадлежат самому автору. Образ прошлой, истинной, нетленной России Шмелев воссоздает через ее веру - он описывает богослужение годового круга, церковные службы, праздники через восприятие мальчика. Душу родины он видит в православии. Жизнь верующих, по мнению автора, должна стать ориентиром для воспитания детей в духе русской культуры. Примечательно, что в начале своей книги он поставил праздник Великого Поста и сказал о покаянии.

В 1936 году новый удар настиг писателя - смерть жены. Шмелев, виня себя в том, что жена слишком заботилась о нем, отправляется в Псково-Печерский монастырь. Там и было закончено «Лето Господне», за два года до смерти писателя. Шмелева похоронили на русском кладбище в Сен-Женевьев-де-Буа, а через пятьдесят лет прах писателя перевезли в Москву и захоронили в Донском монастыре, рядом с могилой его отца.

введение

предыстория

Вопреки распространенным представлениям, массовая эмиграция из России началась еще до революции

Мария Сорокина

историк

«Первым крупным миграционным потоком была трудовая миграция конца XIX - начала XX века. Это были прежде всего национальные потоки - евреи, поляки, украинцы и немцы. .... Развернуть > Фактически до конца XIX века свободно выезжать разрешалось только евреям, всем остальным паспорт выдавался только на 5 лет, далее его следовало продлевать. При этом даже самые лояльные граждане должны были испрашивать разрешения на выезд.

Считается, что в этот период Российскую империю покинули порядка двух миллионов евреев. Существовала также эмиграция этнопрофессиональных групп и сектантов - старообрядцев, меннонитов, молокан и пр. Ехали в ос­новном в США, многие - в Канаду: там до сих пор есть поселения русских духоборов, уехать которым помогал еще Лев Толстой. Еще одно направление трудовой миграции - Латинская Америка, туда к 1910 году уехало до 200 тысяч человек».

Михаил Денисенко

демограф

«До 1905 года эмиграция допускалась применительно к евреям, полякам и сектантам, в число которых помимо духоборов попадали и потомки немецких колонистов, утратившие свои привилегии во второй четверти XIX века. .... Развернуть > Случаи соб­ственно русской (в состав которой до революции включали великороссов, украинцев и белорусов) эмиграции были сравнительно редкими - это была или политическая эмиграция, или моряки, служившие в торговом флоте, уезжавшие на заработки в Германию сезонные ра­ботники, а также уже упоминавшиеся сектанты.

После 1905 года выезд на заработки был разрешен, и в США, Канаде, Австралии и Латинской Америке стала формироваться русская рабочая масса. Если в 1910 году в США по переписи на­считывалось всего 40 тысяч русских, то в последующее десятилетие их прибыло туда более 160 тысяч человек.

Многочисленные об­щины сформировались в штатах Пенсильвания и Иллинойс. Правда, в американской статистике к русским еще относили пра­вославных украинцев Австро-Венгрии, которые расселялись вместе с русскими и ходили с ними в одни церкви. В основном они были заняты тяжелым физическим трудом на металлургических и автомобильных заводах, скотобойнях и текстильных фабриках, в шахтах. Впрочем, были и дворяне и разночинцы, по разным причинам вы­нуж­денные покинуть Россию. Например, долгое время в США работал из­вестный русский инженер, изобре­татель лампы накаливания Александр Лодыгин. Ос­нователем города Сент-Питерсберг во Флориде был русский дворянин Петр Дементьев, ставший в эмиграции известным бизнесменом. Троцкий и Бухарин нашли в США политическое убежище.

Бывшим неграмотным крестьянам, составлявшим в этом потоке большинство, было непросто приспособиться к высоким темпам труда в американской промышленности; они часто получали производственные травмы, мастера и ме­неджеры относились к ним пренебрежительно. После большевистской революции многие потеряли работу и не смогли найти новую - работодатели в каждом русском видели большевика».


Фотография: ИТАР-ТАСС
Ленин (второй справа) в группе русских политэмигрантов в Стокгольме, проездом из Швейцарии в Россию, 1917 год

первая волна

1917 - конец 1920-х

Именно эту волну, вызванную революцией 1917 года, традиционно называют первой, и именно с ней многие связывают понятие «русская эмиграция»

Марина Сорокина

историк

«Строго говоря, поток, образовавшийся после двух революций 1917 года и Гражданской войны, нельзя назвать «эмиграцией». Люди не выбирали свою судьбу, фактически они были беженцами. .... Развернуть > Этот статус признавался официально, при Лиге Наций была комиссия по делам беженцев, которую возглавлял Фритьоф Нансен (так появились так называемые нансеновские паспорта, которые выдавали людям, лишенным паспорта и гражданства. - БГ).

Сначала ехали прежде всего в славянские страны - Болгарию, Королевство сербов, хорватов и словенцев, Чехословакию. Небольшая группа русских военных отправилась в Латинскую Америку.

Русские беженцы этой волны имели довольно сильную разветвленную организацию. Во многих странах расселения возникали русские научные институты, которые помогали научным работникам. Кроме того, значительное количество специалистов воспользовались наработанными связями, уехали и сделали блестящую карьеру. Классический пример - Сикорский и Зворыкин в США. Менее известный пример - Елена Антипова, в 1929 году отправившаяся в Бразилию и фактически ставшая основателем бразильской психолого-педагогической системы. И таких примеров очень много».

Михаил Денисенко

демограф

«Представления аме­риканцев о русских как о большевиках и коммунистах, в корне изменила белая эмиграция, блиставшая именами С.Рахманинова и Ф.Шаляпина, И.Сикорского и В.Зворыкина, П.Сорокина и В.Ипатьева. .... Развернуть > По этническому составу она была разнородна, но эти эмигранты идентифицировали себя с Россией и этим в первую очередь определяли свою национальную принадлежность.

Первый основной поток шел в страны, расположенные сравнительно не­далеко от России (Германия, Чехословакия, Польша). По мере эвакуации армии Врангеля крупными центрами стали Стамбул, Болгария и Югославия. Белый флот до 1924 года базировался в Бизерте (Тунис). В дальнейшем эмигранты перемещались дальше на Запад, в частности во Францию. В последующие годы многие двинулись дальше - в США, а также в Канаду и Латинскую Америку. Кроме того, белая эмиграция шла через дальневосточные границы; крупные эмигрантские центры сложились в Харбине и Шанхае. Оттуда многие эмигранты впоследствии переселились в Америку, Европу и Австралию.

Численность этого потока оценивают по-разному - от 1 до 3 миллионов человек. Наибольшее распространение получила оценка в 2 миллиона человек, рассчитанная по данным о выданных нансеновских паспортах. Но были и те, кто не попадал в сферу внимания помогавших бе­женцам организаций: уходившие от голода 1921–1922 годов немцы Поволжья, евреи, бежавшие от погромов, возобновившихся во время Гражданской войны, русские, получившие гражданство государств, не вошедших в состав СССР. Кстати, в период Гражданской войны стала популярной идея выйти замуж за иностранца и уехать из страны - иностранцев в лице военнопленных Первой мировой войны (главным образом из бывшей Австро-Венгрии) на территории России было более 2 миллионов человек.

В середине 1920-х годов эмиграционный отток заметно ослабел (продолжали выезжать немцы), а в конце 1920-х границы страны закрылись».

вторая волна

1945 - начало 1950-х

Новый вал эмиграции из СССР вызвала Вторая мировая война - одни уходили из страны вслед за отступавшей немецкой армией, другие, угнанные в концлагеря и на принудительные работы, не всегда возвращались обратно

Марина Сорокина

историк

«Эту волну прежде всего составляют так называемые перемещенные лица (DP - displaced persons). Это жи­тели Советского Союза и аннексированных территорий, которые в результате Второй мировой войны по тем или иным причинам покинули Советский Союз. .... Развернуть > Среди них были военнопленные, коллаборанты, люди, по своей воле решившие уехать, или те, кто просто в вихре войны оказался в другой стране.

Судьба населения оккупированных и неоккупированных территорий решалась на Ялтинской конференции 1945 года; что делать с советскими гражданами, союзники предоставили решать Сталину, а он стремился всех вернуть в СССР. На протяжении нескольких лет большие группы DP жили в специальных лагерях в американской, британской и французской зонах оккупации; в большинстве случаев их отправляли обратно в СССР. Более того, союзники передавали советской стороне не только советских граждан, но и бывших россиян, давно имевших иностранные гражданства, эмигрантов - как, например, казаков в Лиенце (в 1945 году британские оккупационные войска выдали СССР не­сколько тысяч казаков, живших в окрестностях города Лиенца. - БГ). В СССР их репрессировали.

Основная часть тех, кто избежал возвращения в Советский Союз, отправилась в Соединенные Штаты и в Латинскую Америку. Большое количество советских ученых из Советского Союза уехали именно в США - им помогал, в частности, знаменитый Толстовский фонд, созданный Александрой Львовной Толстой. А многие из тех, кого международные власти относили к категории коллаборантов, уехали в Латинскую Америку - из-за этого впоследствии у Советского Союза были сложные отношения со странами этого региона».

Михаил Денисенко

демограф

«Эмиграция Второй мировой войны по этническому составу и другим признакам очень разношерстна. С немцами по своей воле ушла часть жителей Западной Украины и Белоруссии, Прибалтики, не признавших со­ветскую власть, фольксдойче (русские немцы), жившие на оккупированной немцами территории Советского Союза. .... Развернуть > Естественно, стремились скрыться те, кто активно сотрудничал с германскими оккупационными властями, в первую очередь полицаи и солдаты и офицеры созданных гитлеровцами воинских частей. Наконец, из советских военнопленных и угнанных в Германию гражданских не все хотели возвращаться на ро­дину - одни боялись ре­прессий, другие успели создать семьи. Для того чтобы избежать насильственной репатриации и получить статус беженца, некоторые советские граждане меняли документы и фамилии, скрывая свое происхождение.

Численные оценки эмиграционной волны, выз­ванной Второй мировой войной, весьма приблизительны. Наиболее вероятная находится в интервале от 700 тысяч до 1 миллиона человек. Более половины из них составляли народы Прибалтики, четверть - немцы, пятую часть - украинцы, и только 5% - русские».

третья волна

начало 1960-х - конец 1980-х

Перебраться за железный занавес удавалось немногим - выпускали в первую очередь евреев и немцев, если политическая конъюнктура складывалась для них благоприятно. Тогда же начали высылать диссидентов

Марина Сорокина

историк

«Этот поток нередко называют еврейским. После Второй мировой войны при активном содействии СССР и Сталина было создано государство Израиль. К этому моменту советские евреи уже пережили террор 1930-х и борьбу с космополитами конца 1940-х, так что когда во время оттепели появилась возможность уехать, многие ею воспользовались. .... Развернуть > При этом часть эмигрантов не оставалась в Израиле, а уезжала дальше - в основном в США; именно тогда появилось выражение «еврей - это средство передвижения».

Это уже были не бе­женцы, а люди, которые действительно хотели покинуть страну: они подавали заявления на выезд, им отказывали, они подавали снова и снова - и наконец их выпускали. Эта волна стала одним из источников политического диссидентства - человеку отказывали в праве выбрать страну жизни, в одном из базовых прав человека. Многие продавали всю мебель, увольнялись с работы - и когда их отказывались выпускать, устраивали в пустых квартирах забастовки и голодовки, с привлечением внимания СМИ, израильского посольства, сочувствующих западных журналистов.

Евреи составляли в этом потоке подавляющее большинство. Именно у них за границей была диаспора, готовая поддерживать но­вых членов. С остальными дело обстояло сложнее. Жизнь в эмиграции - горький хлеб. С начала XX века за границей оказывались разные люди с самыми разными представлениями о будущем: одни сидели на чемоданах и ждали возвращения в Россию, другие пытались адаптироваться. Многие оказались совершенно неожиданно для себя выброшены из жизни, кто-то сумел устроиться, кто-то так и не смог. Князья водили такси и снимались в массовке. Еще в 1930-е годы во Франции значительный слой русской эмиграционной элиты был буквально опутан разведывательной сетью советского НКВД. Несмотря на то что к описываемому периоду си­туация изменилась, внутридиаспоральные отношения оставались очень напряжен­ными».

Михаил Денисенко

демограф

«Железный занавес опустился с началом холодной войны. Количество людей, выез­жавших из СССР, за год было, как правило, небольшим. Так, в 1986 году в Германию выехало чуть более 2 тысяч человек, в Израиль - около 300. .... Развернуть > Но в отдельные годы изменение внешнеполитической конъюнктуры приводило к всплеску - вопросы эмиграции часто выступали в качестве разменной монеты на различных переговорах между правительствами СССР и США или СССР и Германии. Благодаря этому после Ше­стидневной войны с 1968-го по 1974 год Израиль принял почти 100 тысяч мигрантов из Советского Союза. Последующие ограничения привели к резкому сокращению этого потока. По этой причине в США в 1974 году была принята поправка Джексона - Вэника, отмененная этой осенью (поправка к американскому Закону о торговле ограничивала торговлю со странами, нарушающими право своих граждан на эмиграцию, и в первую очередь касалась СССР. - БГ).

Если учитывать небольшой отток людей в Германию и Израиль, существовавший в 1950-е годы, получится, что в общей сложности эта волна вовлекла более 500 тысяч человек. Ее этнический состав формировали не только евреи и немцы, которых было большинство, но и представители других народов, имеющих собственную государственность (греки, поляки, финны, испанцы).

Второй, меньший по объему поток состоял из тех, кто бежал из Советского Союза во время командировок или турпоездок или был принудительно выслан из страны. Третий поток формировали мигранты по се­мейным обстоятельствам - жены и дети иностранных граждан, они преимущественно направлялись в страны третьего мира».

четвертая волна

с конца 1980-х

После окончания холодной войны из страны хлынули все, кто мог так или иначе устроиться за границей - по репатриационным программам, через статус беженца или как-то еще. К нулевым эта волна заметно иссякла

Михаил Денисенко

демограф

«То, что традиционно называется четвертой волной эмиграции, я разделил бы на два отдельных потока: один - с 1987-го по начало 2000-х, второй - 2000-е годы. .... Развернуть >

Начало первого потока связано с принятыми в 1986–1987 годах изменениями в советском законодательстве, облегчившими выезд за рубеж этнических мигрантов. С 1987 по 1995 год среднегодовое число мигрантов с территории Российской Федерации увеличилось с 10 до 115 тысяч человек; с 1987 по 2002 год из России уехало более 1,5 миллиона. Этот миграционный поток имел чет­кую географическую составляющую: от 90 до 95% всех мигрантов направлялись в Германию, Израиль и США. Такое направление задавалось наличием щедрых репатриационных программ в первых двух странах и программ по приему беженцев и ученых из бывшего СССР в последней.

С середины 1990-х годов в Европе и США политика в отношении эмиграции из бывшего СССР стала меняться. Резко сократились возможности для получения эмигрантами статуса беженца. В Германии стала сворачиваться программа по приему этнических немцев (к началу 2000-х квота по их приему была снижена до 100 тысяч человек); заметно повысились требования к репатриантам по уровню знания немецкого языка. Кроме того, потенциал этнической эмиграции был исчерпан. В результате отток населения на постоянное жительство за рубеж уменьшился.

В 2000-х годах начался новый этап истории российской эмиграции. В настоящее время это нормальная экономическая эмиграция, которая подчиняется общемировым экономическим тенденциям и регулируется законами тех стран, которые принимают мигрантов. Политическая составляющая особенной роли уже не играет. У российских граждан, стремящихся выехать в развитые страны, нет никаких преимуществ по сравнению с потенциальными мигрантами из других стран. Им приходится доказывать иммиграционным службам иностранных государств свою профессиональную состоятельность, демонстрировать знание иностранных языков и интеграционные возможности.

Во многом благодаря жесткому отбору и конкуренции российское иммигрантское сообщество становится моложе. Эмигранты из России, проживающие в странах Европы и Северной Америки, отличаются высоким уровнем образования. Среди эмигрантов преобладают женщины, что объясняется более высокой по сравнению с мужчинами частотой вступления в брак с иностранцами.

В общей сложности число эмигрантов из России с 2003 по 2010 год превысило 500 тысяч человек. При этом география российской эмиграции заметно расширилась. На фоне сокращающихся потоков в Израиль и Германию возросло зна­чение Канады, Испании, Франции, Великобритании и некоторых других стран. Следует заметить, что процесс глобализации и новые коммуникационные технологии заметно увеличили разнообразие форм миграционных перемещений, благодаря чему «эмиграция навсегда» стала весьма условным понятием».

Марина Сорокина

историк

«XX век с точки зрения миграций был исключительно активным. Сейчас ситуация изменилась. Возьмите Европу - в ней больше нет национальных границ. .... Развернуть > Если раньше космополитизм был уделом одиночек, то сейчас это абсолютно естественное психологическое и гражданское состояние человека. Можно говорить не о том, что в конце 1980-х – начале 1990-х гг. в России началась новая волна эмиграции, а о том, что страна вошла в новый открытый мир. К тем потокам российской эмиграции, о которых мы говорили выше, это уже никакого отношения не имеет».

фотоистория

жемчужина у моря


В 70-е годы русские эмигранты стали активно обживать нью-йоркский район Брайтон-бич.
Он стал главным символом третьей волны эмиграции, машиной времени, которая до сих пор способна перенести любого желающего в воображаемую Одессу брежневских - времен. Брайтонские «паунды» и «послайсать», концерты Михаила Задорнова и гуляющие по «бордвоку» пенсионеры - всему этому, очевидно, осталось недолго, и старожилы жалуются, что Брайтон уже не тот. Фотограф Михаил Фридман (Salt Images) понаблюдал за современной жизнью Брайтон-бич