» » Эссе на тему: « Как я понимаю социологию. Почему и как я решила поступать на эту специальность? Социолог - это какой специалист? Профессия социолог. Известные социологи Для чего юристу нужна социология

Эссе на тему: « Как я понимаю социологию. Почему и как я решила поступать на эту специальность? Социолог - это какой специалист? Профессия социолог. Известные социологи Для чего юристу нужна социология

ВСЕВОЗМОЖНЫЕ графики, таблицы с цифрами и процентами - подобные результаты социологических исследований сегодня можно встретить и на важных научных конференциях, и в глянцевых журналах, и во Всемирной паутине. Кто больше тратит на продукты, кто победит на выборах, а кто побьет рекорд по рождаемости? Кого интересуют эти вопросы, кто ищет на них ответы и кого для этого опрашивают? Лично ко мне социологи ни разу не обращались, поэтому я, как, думаю, и многие читатели, задалась этими вопросами.

За ответами пришла к директору Центра социологических и политических исследований БГУ Давиду РОТМАНУ.

— Давид Генрихович, для чего нам нужны социологические исследования, какая от них практическая польза для обычных людей?

Объясню на конкретных примерах. Если исследование проводится, например, по проблемам здоровья и здорового образа жизни, то выявляется, каким образом работает система здравоохранения в стране, ее достоинства и недостатки. Позволяет это определить и то, как люди сами понимают, что такое здоровый образ жизни, как они ведут себя, столкнувшись с болезнью, обращаются ли к врачу. Поэтому все это нужно в первую очередь для того, чтобы сделать более комфортной нашу жизнь. Я хочу, чтобы люди понимали, насколько это важно, и поэтому отвечали честно. Это своего рода гражданская ответственность, ведь все мы – часть общества, и от нас самих многое зависит. По результатам таких опросов государственные органы и общественные организации могут принимать определенные решения, чтобы улучшать нашу жизнь. А как это можно сделать, если нет информации о том, что происходит в обществе и что его волнует? Социологические исследования как раз-таки позволяют получать такие сведения. Можно сколько угодно писать жалобы на поликлинику. Но если такая информация будет собрана от тысячи человек и передана в высокий государственный орган, шансов на решение вопроса гораздо больше. Изучаются и многие иные проблемы. Результаты исследований социологов очень важны и для людей, и для самой социологической науки.

- Как отбирают респондентов для проведения социологических опросов?

Раньше чаще использовался так называемый квотный отбор. Сейчас у социологов более популярна так называемая случайная выборка. На первом этапе отбора случайным образом определяются регионы и населенные пункты для опроса. Делается это разными способами. Например, жребием. Затем так же выбирают улицу в городе, номер дома и квартиры. В квартирах опрашивается не любой человек, а только тот, чей день рождения ближе всего к моменту прихода нашего интервьюера. Существуют еще принципы, разработанные математиками. По ним опрашиваемых должно быть не менее тысячи. Только в этом случае срабатывают законы вероятности. Главное правило отбора: каждый человек должен иметь равную возможность попасть в выборочную совокупность. Поэтому наши интервьюеры должны жестко соблюдать правила отбора, следовать по установленному маршруту. Например, если в 47-ю квартиру в определенном доме на определенной улице его не впустили или дома никого не оказалось, он не может зайти в соседнюю квартиру, а должен двигаться дальше по маршруту к следующему случайно отобранному адресу. При этом, если где-то кого-то не было дома, он обязан еще минимум 4 раза вернуться в эту квартиру, пока не застанет хозяина дома. После обработки анкет процентное количество опрошенных разбивают по так называемым демографическим группам (мужчины, женщины, молодежь, пенсионеры, с высшим образованием или без и т.д.), которые сравнивают с данными последней переписи населения – при качественном и правильном опросе они должны быть примерно одинаковыми, допускается погрешность +, - 5 процентов (например, если, по данным переписи, мужчин у нас в стране около 47 процентов, то примерно столько же они должны составлять от общего числа опрошенных. – Прим. Я.М). Затем идет контроль качества сбора информации. Для этого у нас есть специальная группа, которая проверяет от 10 до 20 процентов опрошенных способом «повторного посещения». Они звонят и уточняют, действительно ли приходил интервьюер, о чем спрашивал и как долго длился разговор. Если выявляются нарушения, то интервью проводятся вновь. Следующая ступень – проверка логики ответов. Здесь не должно быть противоречий. Например, соотносится ли возраст респондента с тем, сколько лет назад он женился, и возрастом его детей. Словом, очень долгая и тяжелая работа, ведь наша задача получить максимально точную информацию. Исследования мы проводим в основном по заказам заинтересованных организаций. Поэтому данные должны быть максимально точны. Ведь они становятся основой для принятия управленческих решений.

- Насколько достоверна собранная информация, ведь люди могут где-то что-то приукрасить?

Конечно, правдивость ответов на совести самих людей. Но у социологов есть свои подходы. Например, в анкетах, помимо прямых вопросов, есть «вопросы-ловушки» и «вопросы-проверки». По ним сразу видно, кто врет: если человек в одном месте ответил так, а в другом на сформулированный по-другому, но, по сути, тот же вопрос дал другой ответ, анкета выбраковывается.

Человек может найти массу причин, чтобы отказаться от опроса – думаю, таких достаточно. Что вы делаете в этом случае?

Изначально стараемся подобрать подходящих интервьюеров, которые могут найти подход к человеку и объяснить важность своей работы. Если кто-то в этот момент занят, то вежливо интересуемся, когда можно зайти. Если все-таки получаем отказ, то просто двигаемся дальше, к определенному маршрутом адресу. Вообще, отказы бывают по разным причинам. Например, в некоторых городах по пятам наших специалистов начинают ходить сектанты, представляться социологами и предлагать свои листовки. Естественно, люди не хотят их пускать. Поэтому перед началом исследования в прессе информируем людей об этом. Плюс у наших работников всегда есть с собой удостоверение. Но бывает и обратное, когда наш специалист заходит к пожилой бабушке, а ей скучно, и она начинает разговаривать обо всем на свете и часами не отпускает его.

Давид Генрихович, по вашему опыту, насколько белорусы открыты для общения и как охотно идут на такие интервью?

Большинство людей идет на контакт. Кроме того, различные проверочные вопросы показывают, что, как правило, они говорят правду. У нас люди открытые. Чаще всего они встречают наших сотрудников с улыбкой на лице. Поэтому у интервьеров нет жалоб на людей, им нравится работа, и они ждут новых заданий.

- Откуда берете темы для исследований?

Социологические исследования проводятся в двух случаях: если есть очевидная проблемная ситуация или если какая-то организация заказала изучение того или иного вопроса. Когда получаем результат и видим очень важную информацию, предоставляем ее тому, кто в ней, по нашему мнению, может быть заинтересован. У социологов работает тот же принцип, что и у врачей: главное - не навредить. Поэтому, если замечаем проблему, стараемся способствовать ее решению.

- Кто обычно заказывает такие исследования?

Кто угодно - различные международные организации, государственные органы управления, коммерческие фирмы, общественные организации. Например, сейчас мы проводим исследование на границе - смотрим, сколько требуется времени на паспортный контроль при поездках в Польшу и Литву. Это заказ Международной финансовой корпорации (МФК). Параллельно идут крупномасштабные исследования совместно с Кембриджским университетом «Смертность и приватизация». Британские ученые предположили, что чем выше в стране приватизация, тем выше уровень смертности. Для исследования решили взять Россию и Беларусь – у нас действительно и уровень приватизации, и уровень смертности ниже, чем в России. Мы проводим большое количество различных исследований. В их числе международные проекты. Представляли и представляем Беларусь в исследованиях европейских и мировых ценностей, в изучении электоральных систем, в проектах INTAS и 7-й рамочной программы Европейской комиссии. Работаем по заказам ведущих министерств и ведомств нашей страны, крупных фирм и производственных организаций.

- Давид Генрихович, а сами вы доверяете исследованиям других социологических центров?

Если все делается по правилам, то ошибок не должно быть, и верить можно. Но совсем недавно прошли парламентские выборы в Великобритании и президентские в Польше. Выяснилось, что предвыборные опросы в обеих странах дали ошибочные результаты. В Британии они показали, что партия Кэмерона не выиграет, а они победили. В Польше говорили о победе Коморовского в первом туре, а он проиграл. На днях стало известно, что подобная ошибка произошла и в Испании на муниципальных выборах. Мы сейчас внимательно изучаем, почему исследования дали ошибочные результаты. Для этого обратились к коллегам в разных странах. Для нас важны причины ошибок. Ведь недаром говорится, что следует учиться на чужих ошибках. Это позволяет избегать своих.

- Давид Генрихович, спасибо за интересный разговор!

Социология (фр. sociologie, лат. Societas – общество и греч. – Logos – наука об обществе) – наука об обществе, отдельных социальных институтах (государство, право, мораль и т.п.), процессах и общественных социальных общностях людей.

Современная социология – это множество течений и научных школ, которые по-разному объясняют ее предмет и роль, по-разному отвечают и на вопрос что такое социология. Существуют различные определения социологии как науки об обществе. «Краткий словарь по социологии» дает определение социологии как науки о законах становления, функционирования, развития общества, социальных отношений и социальных общностей. «Социологический словарь» определяет социологию как науку о законах развития и функционирования социальных общностей и социальных процессов, о социальных отношениях как механизме взаимосвязи и взаимодействия между обществом и людьми, между общностями, между общностями и личностью. В книге «Введение в социологию» отмечается, что социология – это наука, в центре внимания которой находятся социальные общности, их генезис, взаимодействие и тенденция развития. Каждое из определений имеет рациональное зерно. Большинство ученых склонны полагать, что предметом социологии есть общество или определенные общественные явления.

Следовательно, социология – это наука о родовых свойствах и основных закономерностях общественных явлений.

Социология не просто выбирает эмпирический опыт, то есть чувственное восприятие единственным средством достоверного познания, общественных изменений, но и теоретически обобщает его. С появлением социологии открылись и новые возможности проникновения во внутренний мир личности, понимания ее жизненных целей, интересов, потребностей. Однако социология изучает не человека вообще, а его конкретный мир – социальную среду, общности, в которые он включен, образ жизни, социальные связи, социальные действия. Не уменьшая значения многочисленных отраслей обществознания, все же социология уникальна способностью видеть мир как целостную систему. При чем система рассматривается социологией не только как функционирующая и развивающаяся, но и как переживающая состояние глубокого кризиса. Современная социология и пытается изучить причины кризиса и найти пути выхода из кризиса общества. Основные проблемы современной социологии – выживание человечества и обновление цивилизации, поднятия ее на более высшую ступень развития. Решение проблем социология ищет не только на глобальном уровне, но и на уровне социальных общностей, конкретных социальных институтов и объединений, социального поведения отдельной личности. Социология – наука многоуровневая, представляющая единство абстрактных и конкретных форм, макро- и микротеоретических подходов, теоретического и эмпирического знания.

Сегодня мы разберемся, что такое социология , чем занимаются социологи, востребованы ли они сейчас и будут ли востребованы в будущем.

Социология - молодая наука. В ней отражен интерес людей к устройству общества, которое постоянно присутствует явно или неявно в жизни каждого человека, каждого гражданина. Не случайно, основатель , В. А. Ядов определял социологию как «рефлексию общества о самом себе».

Обществом занимается не только социология. История, экономика и другие социальные науки тоже изучают общество. Специфика социологического знания в том, что социология ищет ответ на вопрос: как и почему поддерживается и воспроизводится - с каждым новым днем, с каждым новым поколением - сложившийся социальный порядок. Мы привыкли и воспринимаем как должное то, что многие наши практики обладают свойством повторяемости. За этой рутиной скрывается работа социальных институтов, норм, правил, отлаженных и вновь формируемых практик, без которых жизнь общества рассыпается, становится невозможной. Что помогает воспроизводить формы общественной жизни? Не менее важно дать ответ на вопрос, как эти формы меняются, как происходит ломка привычных практик и норм, как новое замещает старое, новации приходят на смену традициям.

В поисках ответа на эти и другие вопросы социология использует различные исследовательские методы. Социологи проводят фокус-группы, берут интервью, размещают анкеты на сайтах в интернете. Иногда они даже ничего и не спрашивают, а просто наблюдают или проводят контент-анализ, фотографируют и изучают фотографии, анализируют данные государственной и ведомственной статистики.

В каких сферах можно реализовать полученные знания и умения? Социологи востребованы в маркетинговых и HR-отделах компаний и организаций, в госуправлении, в образовательных и исследовательских организациях.

Поступить на образовательную программу «Социология» (бакалавриат) можно сдав такие предметы как обществознание, русский язык, математику (проходной балл в 2017 г. на бюджет — от 198, на контракт — 159). Для того, чтобы поступить в магистратуру нужно сдать экзамен по специальности и пройти собеседование; такие же правила действуют и в отношении аспирантуры. В 2018 г. на направление «Социология» выделено 16 бюджетных и 30 контрактных мест в бакалавриате, 20 контрактных мест в магистратуре, 10 контрактных мест в аспирантуре.

Чтобы понять, в какой университет поступать, посмотрите вживую, где учатся студенты, пообщайтесь с ними. ГАУГН и студсовет Университета проводят множество мероприятий, в которых вы можете поучаствовать. Узнать о них можно в нашем календаре или в группах

Введение. Зачем нужна социология?

По-разному можно представлять себе социологию. Самый простой способ - вообразить длинный ряд библиотечных полок, до отказа забитых книгами. В названии либо в подзаголовке, или хотя бы в оглавлении всех книг встречается слово “социология” (именно поэтому библиотекарь поместил их в один ряд). На книгах - имена авторов, которые называют себя социологами, т.е. являются социологами по своей официальной должности как преподаватели или исследователи. Воображая себе эти книги и их авторов, можно представить определенную совокупность знаний, накопленных за долгие годы исследований и преподавания социологии. Таким образом, можно думать о социологии как о связующей традиции - определенной совокупности информации, которую каждый новообращенный в эту науку должен вобрать в себя, переварить и усвоить независимо от того, хочет он стать социологомпрактиком или просто желает познакомиться с тем, что предлагает социология. А еще лучше можно представить себе социологию как нескончаемое число новообращенных - полки все время пополняются новыми книгами. Тогда социология - это непрерывная активность: пытливый интерес, постоянная проверка полученных знаний в новом опыте, непрекращающееся пополнение накопленного знания и его видоизменение в этом процессе.

Такое представление о социологии кажется вполне естественным и очевидным. В конце концов, именно так мы склонны отвечать на любой вопрос типа: “Что такое X?” Если, например, нас спросят: “Что такое лев?”, то мы сразу покажем пальцем на клетку с определенным животным в зоопарке или на изображение льва на картинке в книжке. Или, когда иностранец спрашивает: “Что такое карандаш?”, мы достаем из кармана определенный предмет и показываем его. В том и другом случае мы обнаруживаем связь между определенным словом и столь же определенным предметом и указываем на нее. Мы используем слова, соотносящиеся с предметами, как замену этих предметов: каждое слово отсылает нас к специфическому предмету, будь то животное или пишущее орудие. Нахождение предмета, “представляемого” нам с помощью слова, о котором спрашивают (т.е. нахождение референта слова), и является правильным и точным ответом на поставленный вопрос. Как только я нашел такой ответ, я знаю, как пользоваться до сих пор не знакомым мне словом: в соотношении с чем, в какой связи и при каких условиях. Ответ такого рода, о котором идет речь, учит меня только одному - как использовать данное слово.

Но вот чего мне не дает ответ на такого рода вопрос, так это знаний о самом предмете - о том предмете, на который мне указали как на референт интересующего меня слова. Я знаю только, как выглядит предмет, так что впоследствии я узнаю его в качестве предмета, вместо которого выступает теперь слово. Следовательно, существуют пределы - и довольно жесткие - знания, которому меня может научить метод “указывания пальцем”. Если я обнаружу, какой именно предмет соотносится с названным словом, то мне, вероятно, сразу же захочется задать и следующие вопросы: “В чем особенность данного предмета?”, “Чем он отличается от других предметов и насколько, почему требует специального названия?” - Это лев, а не тигр. Это карандаш, а не авторучка. Если называть данное животное львом правильно, а тигром - неправильно, то должно быть нечто такое, что есть у львов и чего нет у тигров (это нечто и делает львов тем, чем тигры не являются). Должно быть какое-то различие, отделяющее львов от тигров. И только исследовав это различие, мы сможем узнать, кто такие на самом деле львы, а такое знание отлично от простого знания о предмете, заменяемом словом “лев”. Вот почему мы не можем быть полностью удовлетворены нашим первоначальным ответом на вопрос: “Что такое социология?”

Продолжим наши рассуждения. Удовлетворившись тем, что за словом “социология” стоит определенная совокупность знания и определенного рода практика, использующая и пополняющая это знание, мы должны теперь задаться вопросами о самих этих знаниях и практике: “Что в них есть такого, что позволяет считать их именно “социологическими”?”, “Что отличает эту совокупность знаний от других его совокупностей и, соответственно, практику, продуцирующую это знание, от других ее видов?”.

В самом деле, первое, что бросается в глаза при виде библиотечных полок с книгами по социологии, это масса других полок с книгами вокруг них не по социологии. Наверное, в каждой университетской библиотеке можно обнаружить, что ближайшими соседями книг по социологии являются книги, объединенные рубриками: “история”, “политическая наука”, “право”, “социальная политика”, “экономика”. И, наверное, библиотекари, расположившие эти полки рядом, имели в виду прежде всего удобство и доступность книг для читателей. Судя по всему, они полагали, что читатель, просматривая книги по социологии, может случайно обнаружить необходимые ему сведения в книге, скажем, по истории или политической науке. Во всяком случае это гораздо более вероятно, чем если бы ему попались на глаза книги, например, по физике или по инженерному делу. Другими словами, библиотекари предполагают, что предмет социологии несколько ближе к области знаний, обозначаемых словами “политическая наука” или “экономика”; и, вероятно, они еще думают, что различие между книгами по социологии и теми, что расположены в непосредственной близости от них, несколько менее выражено, не так четко обозначено и не столь существенно, как различие между социологией и, к примеру, химией или медициной.

Независимо от того, посещали подобные мысли головы библиотекарей или нет, они поступили правильно. Совокупности знаний, помещенные ими по соседству, и в самом деле имеют много общего: все они касаются рукотворного мира, т.е. части мира, или его аспекта, несущего на себе отпечаток человеческой деятельности, которой не существовало бы вообще, не будь действий человека. История, право, экономика, политическая наука, социология - все они рассматривают человеческие действия и их последствия. Это то, что присуще им всем, и потому они действительно могут рассматриваться вместе. Однако если все перечисленные совокупности знания исследуют одну и ту же “территорию”, то что их разделяет, если вообще разделяет что-то? В чем заключается специфика, которая “делает их разными”, определяет отличия и разделяет названия? На каком основании мы утверждаем, что, несмотря на все сходства и общность исследуемого поля, история

Это не социология и не политическая наука?

Любой из нас может сходу дать простой ответ на эти вопросы разделение между совокупностями знаний должно отражать различные стороны изучаемого ими мира. Человеческие действия или аспекты человеческих действий различаются между собой, и при разделении всей суммы знаний на отдельные совокупности мы лишь принимаем во внимание этот факт. Так, мы сказали бы, что история занимается действиями, происходившими в прошлом и не имеющими места теперь, а социология сосредоточена на настоящих событиях и действиях или на таких общих свойствах действий, которые не меняются со временем; антропология говорит о человеческих действиях, происходящих в обществах, пространственно удаленных и отличных от нашего, а социология обращает внимание на действия, происходящие в нашем обществе (чем бы оно ни было), или на такие аспекты этих действий, которые остаются неизменными в различных обществах. В случае с другими ближайшими родственниками социологии “само собой разумеющийся” ответ уже будет менее “само собой разумеющимся”. Однако, если все-таки попробовать ответить на наш вопрос подробным же образом, то окажется, что политическая наука изучает в

основном такие действия, как захват власти и правление; экономика занимается действиями, относящимися к использованию ресурсов, а также к производству и распределению товаров; правоведение исследует нормы, регулирующие человеческое поведение, а также то, как эти нормы формулируются, делаются обязательными и принудительными... Как видим, если продолжать в том же духе, то придется сделать вывод: социология является остаточной дисциплиной, пробавляющейся тем, что остается вне поля зрения других дисциплин. Чем больше материала помещают под свои микроскопы другие дисциплины, тем меньше остается проблем для обсуждения у социологии; словно “где-то там”, в человеческом мире существует ограниченное количество фактов, ждущих, когда их соберут и расчленят в соответствии с присущими им свойствами специальные отрасли науки. Незадача с таким “очевидным” ответом на наш вопрос заключается в том, что, как и большинство других убеждений, представляющихся нам самоочевидными и безоговорочно верными, он остается очевидным лишь до тех пор, пока мы воздерживаемся от более пристального взгляда на все предположения, заставляющие нас принять такой ответ. Поэтому давайте попытаемся проследить все стадии, через которые мы пришли к столь очевидному ответу.

Прежде всего откуда мы узнаем, что человеческие действия подразделяются на определенное число различных типов? - Из того факта, что они именно так были классифицированы и что каждая единица в этой классификации получила свое собственное название (например, мы знаем, когда речь идет о политике, когда - об экономике, когда - о законах, и знаем, что где искать), а также благодаря тому, что есть группы надежных экспертов, знающих и достойных людей, которые претендуют на обладание особым правом исследовать, высказывать компетентное мнение, руководить или советовать по поводу каких-либо определенных типов действия, а не иных. Но давайте продвинемся в нашем исследовании еще на один шаг вперед: каким образом мы вообще узнаем, каков человеческий мир “сам по себе”, т.е. до того, как он подразделен на экономику, политику или социальную сферу, и независимо от такого подразделения? Вполне очевидно, что мы узнали это не из нашего собственного жизненного опыта. Человек не живет сначала в экономике, потом в политике; человек не перемещается из социологии в антропологию, когда путешествует из Англии в Южную Америку, или из истории в социологию, становясь на год старше. Если мы и можем подразделять данные области в нашем опыте и можем сказать, что это действие здесь и сейчас относится к политике, тогда как другое имеет экономический характер, то только потому, что нас уже заранее научили делать такие различия. Следовательно, то, что мы на самом деле знаем, - это не мир сам по себе, а то, что мы с ним делаем; мы претворяем в практику, так сказать, наш образ мира, модель, аккуратно собранную из кирпичиков, приобретенных в процессе обучения и освоения языка.

Итак, можно сказать, что различия между научными дисциплинами не являются отражением естественных различий в человеческом мире. Наоборот, именно разделение труда между учеными, изучающими действия людей (разделение, которое поддерживается и усиливается взаимным разделением сфер компетенции и особых прав решать, что относится к сфере компетенции каждой группы), и проецируется на карту человеческого мира, которую мы храним в своем сознании и затем используем в нашей деятельности. То есть разделение труда между учеными соответственно структурирует мир, в котором мы живем. Значит, если мы хотим рассеять это наваждение и найти сокрытое место того “истинного различия”, то нам лучше взглянуть на практику существования самоценных дисциплин, которые, как нам казалось вначале, отражают естественную структуру мира. Теперь мы можем предположить, что как раз эта практика различных дисциплин и составляет различия

прежде всего; что если и существует какое-либо отражение, то оно направлено в сторону, противоположную той, о которой мы думали вначале.

Как отличить друг от друга разные виды практики, или практические сферы разных научных дисциплин? Видимо, следует начать с их отношения к тому, что они выбрали в качестве предмета своего исследования, а это отношение мало чем различается или не различается вовсе. Все они заявляют о том, что подчиняются одним и тем же правилам поведения, когда занимаются своим предметом. Все они прилагают максимум усилий, чтобы собрать все соответствующие факты. Все они стараются доказать, что факты получены правильно, что они проверены и перепроверены и что информация о них достоверна. Все они пытаются придать своим утверждениям о фактах ту форму, в которой они могут быть ясно и недвусмысленно поняты и проверены на соответствующем им опыте, а также на опыте, который станет доступным в будущем. Все они стараются предвосхитить или устранить противоречия между утверждениями, которые они выдвигают или опровергают, с тем, чтобы не было двух утверждений, которые не могут быть истинными одновременно. Короче говоря, все они пытаются выполнять свои обещания; получать и представлять свои открытия обоснованно, с помощью надежного метода (т.е. предполагается, что используемый метод ведет к истине). Наконец, они готовы принять критику и даже переосмыслить свои утверждения, если они не сделали этого. По сути дела, никаких различий в том, как понимается и реализуется практически задача экспертов и их “торговая марка” - научная ответственность, - не существует. Вряд ли нам удастся обнаружить какое-нибудь различие и в большинстве других аспектов научной практики. Все, кто претендует быть научным экспертом, используют, как очевидно, похожие стратегии сбора и обработки своих фактов: они наблюдают изучаемые объекты в их естественной среде (к примеру, людей в их “нормальной” повседневной жизни дома, в общественных местах, на работе, на досуге) или в специально сконструированных и тщательно контролируемых экспериментальных условиях (когда, например, человеческие реакции просматриваются в целенаправленно организованной среде или когда людей просят отвечать на вопросы, сформулированные так, чтобы предотвратить нежелательное вмешательство); либо используют в качестве фактов данные подобных наблюдений, полученные ранее (скажем, данные переписей населения, архивы полиции, церковные записи). Все ученые разделяют общие логические правила вывода и обоснования (или опровержения) заключений, сделанных из собранных и проверенных ими фактов. Однако, как нам кажется, наша последняя надежда найти искомое “значимое отличие” заключается в вопросах, характерных для любой отрасли исследования, т.е. вопросах, определяющих точки зрения (когнитивные перспективы), с которых рассматриваются, исследуются и описываются человеческие действия учеными, принадлежащими к различным дисциплинам; а также в принципах, упорядочивающих полученную по этим вопросам информацию и преобразовывающих ее в модель данной сферы или данного аспекта человеческой жизни.

В самом первом приближении, экономику, например, интересует прежде всего соотношение издержек и эффективности человеческого действия. По всей вероятности она рассматривает это действие с точки зрения распоряжения ограниченными ресурсами, к которым стремятся участники действия и хотят использовать их к наибольшей своей выгоде. Следовательно, в экономической науке отношения между действующими индивидами (акторами) выступают как аспекты производства и обмена товарами и услугами, регулируемые спросом и предложением. Очевидно, что эта наука суммирует свои выводы и открытия, составляя из них модель процесса, посредством которого ресурсы образуются, добываются и распределяются в зависимости от спроса.

Со своей стороны политическая наука чаще всего интересуется иным аспектом человеческого действия, а именно тем, который изменяет (или изменяется сам) реальное или предполагаемое поведение других действующих лиц (это воздействие обычно называют властью или влиянием). Политическая наука будет рассматривать человеческие действия с точки зрения асимметрии власти и влияния: поведение одних действующих лиц в ходе такого взаимодействия изменяется гораздо существеннее, нежели поведение других - их партнеров. Она, видимо, организует свои знания вокруг таких понятий, как “власть”, “господство”, “авторитет” и т.п., относящихся к классу понятий, с помощью которых исследуется дифференциация шансов получить то, по поводу чего стороны вступают в определенные отношения и за обладание чем они борются.

Однако предмет интереса экономики и политической науки (как и других гуманитарных наук) никоим образом не чужд социологии. Вы обнаружите это, как только взглянете на любой список рекомендуемой литературы для студентовсоциологов: в нем наверняка найдется хотя бы несколько работ ученых, именующих себя историками, политологами, антропологами. И все же социология, как и другие отрасли социального исследования, имеет собственную познавательную перспективу, т.е. свой угол зрения и набор вопросов для изучения человеческих действий, а также собственную совокупность принципов интерпретации фактов.

Подводя первые и приблизительные итоги, можно сказать: то, что отличает социологию и придает ей особый характер, - это привычка рассматривать человеческие действия как элементы более широких структур, т.е. отнюдь не случайных совокупностей действующих лиц, замкнутых в сети взаимной зависимости (зависимость же есть состояние, при котором вероятность того, что действие будет предпринято, как и вероятность успеха этого действия, меняются в соответствии с тем, что представляют собой другие действующие лица, что они делают или могут сделать). Социологи спросили бы, каковы могут быть последствия этой замкнутости, ограниченности людей рамками отношений взаимной зависимости для их реальных и возможных действий. Такого рода вопросы и формируют объекты изучения социологии, которую более всего интересуют структуры, сети взаимосвязей, взаимообусловленность действия и увеличение или сокращение степеней свободы действующих лиц. Единичные действующие лица, вроде меня или вас, оказываются в поле зрения социологического исследования в качестве единиц, членов или партнеров в сети взаимозависимостей. Можно сказать, что основными вопросами социологии являются следующие: в каком смысле значима эта зависимость одних людей от других, что бы они ни делали; в каком смысле значимо то, что они всегда живут (и не могут иначе) сообществом, во взаимосвязи, обмениваясь, конкурируя и кооперируясь с другими людьми? Все это, охватываемое такого рода вопросами (а не некая отдельная совокупность людей или событий, отобранных для целей исследования, и не определенный набор человеческих действий, отвергнутый другими направлениями исследований), составляет особую область социологического анализа и позволяет определить социологию как относительно самостоятельную отрасль гуманитарных и социальных наук. Итак мы можем заключить, что социология является первым и основным способом осмысления человеческого мира; в принципе его можно осмысливать и другими способами.

Среди этих других способов, от которых мы отделили социологию, особое место занимает так называемый здравый смысл. Вероятно, социология более, чем другие отрасли науки, обнаруживает свою связь со здравым смыслом (с этим богатым, хотя и неорганизованным, несистематическим, зачастую не передаваемым словами знанием, которым мы пользуемся в нашей обыденной жизни), чреватую существенными для ее существования и практики проблемами.

В самом деле, лишь немногие науки озабочены тем, чтобы выразить свое отношение к здравому смыслу; многие даже не замечают его существования, не говоря уже о том, чтобы видеть в тем проблему. Большинство наук определяется в понятиях границ, отделяющих их от других наук, или “мостов”, соединяющих с ними, - посредством надежных и систематических, как и они сами, направлений исследований. Они не чувствуют достаточной общности со здравым смыслом, чтобы утруждать себя проведением границ или наведением мостов с ним. И их безразличие, следует признать, вполне обоснованно: здравому смыслу нечего сказать о предметах, которые занимают физику, химию, астрономию или геологию (а если он берется судить о них, то только с любезного позволения самих этих наук и лишь в той мере, в какой им удается сделать свои замысловатые открытия понятными для простых людей). Предмет изучения физики или астрономии вряд ли когда-либо окажется в поле зрения обычных людей - внутри, так сказать, вашего и моего повседневного опыта. И потому мы, будучи не экспертами, а простыми людьми, не можем составить своего мнения об этих предметах без подсказки ученых. Объекты, исследуемые упомянутыми науками, обнаруживают себя лишь при весьма специфических обстоятельствах, которые обычным людям недоступны: на экране ускорителя стоимостью в миллионы долларов, сквозь линзы гигантского телескопа, на дне шахты глубиной в несколько тысяч метров, - только ученые могут их наблюдать и экспериментировать с ними. Эти объекты и события - монополия конкретной отрасли науки (или даже нескольких избранных ее экспериментаторов), собственность, не разделяемая ни с кем, кто не принадлежит к данной профессии. Будучи полновластными собственниками опыта, доставляющего данные для исследований, ученые полностью контролируют обработку, анализ и интерпретацию этих данных. Результаты такой обработки должны подвергаться тщательному критическому рассмотрению со стороны других ученых - но только ученых. Они не должны состязаться с общественным мнением, здравым смыслом или какой-то другой формой проявления мнения неспециалистов по одной простой причине: общественного мнения или точки зрения здравого смысла по изучаемым ими вопросам не существует.

Другое дело - социология. В социологическом исследовании не используются гигантские ускорители или радиотелескопы. Опыт, поставляющий данные для социологических открытий, которые затем ложатся в основу социологического знания, - это опыт обычных людей в их обычной, повседневной жизни; опыт, доступный в принципе (хотя на практике и не всегда) каждому; опыт, который до того, как попасть в магический кристалл социолога, был уже пережит кем-то - несоциологом, человеком, не обученным социологическому языку и не умеющим смотреть на вещи с социологической точки зрения. В конце концов, мы все живем в окружении других людей и взаимодействуем друг с другом. Все мы хорошо усвоили, что наши выгоды зависят и от деяний других людей. Все мы, и не однажды, прошли через страшный опыт разрыва отношений с друзьями и чужими. О чем бы ни толковала социология, все это уже было в нашей жизни. Так и должно быть, иначе мы не смогли бы управлять ходом нашей жизни. Для того чтобы жить в сообществе с другими людьми, нам нужно многое знать; “здравый смысл” и есть название этому знанию.

Глубоко погруженные в повседневную обыденность, мы едва ли когда-нибудь останавливаемся, чтобы осмыслить пройденное нами; еще реже бывает у нас возможность сравнить наш личный опыт с судьбой других людей, увидеть

социальное в индивидуальном, общее в частном; именно это и делают для нас социологи. Нам нужно, чтобы они показали, как наши индивидуальные биографии переплетаются с историей, которую мы разделяем с другими людьми. И неважно, удается социологам продвинуться столь далеко или нет, у них все равно нет другой

точки отсчета, кроме повседневного опыта, который они разделяют с вами и со мной, т.е. кроме того “сырого материала”, который насыщает повседневную жизнь каждого из нас. Уже по одной этой причине социологи, как бы они ни старались следовать примеру физиков или биологов и отстраняться от изучаемых ими объектов (т.е. смотреть на ваш и мой жизненный опыт как на “внешний объект”, с точки зрения беспристрастного и отдаленного наблюдателя), не могут полностью уйти от того внутреннего знания об опыте, который они пытаются понять. И как бы они ни старались, им суждено находиться по обе стороны того опыта, который они стремятся интерпретировать, т.е. быть вне и внутри него одновременно. (Заметьте, как часто социологи употребляют личное местоимение “мы”, когда сообщают о своих открытиях и формулируют свои общие положения. Они говорят “мы” вместо того, чтобы назвать “объект”, включающий в себя и тех, кто исследует, и тех, кого исследуют. Можете ли вы представить себе физика, который говорит о себе и о молекулах “мы”? Или астронома, называющего себя и звезды одним словом -

Но отношения социологии и здравого смысла еще более специфичны. Явления, которые наблюдают и обобщают физики и астрономы, открываются им в невинном, первозданном виде, не обработанными, свободными от ярлыков, готовых определений и предварительных интерпретаций (за исключением тех случаев, когда физики, первыми проводя некоторые эксперименты, вызывают своими интерпретациями само появление этих феноменов). Они ждут, пока физик или астроном не даст им названия, не определит их место среди других явлений и не разместит в упорядоченном целом; короче говоря, пока он не обозначит их, не придаст им значение. Но крайне мало, если существуют вообще, социологических эквивалентов (аналогов), подобных чистым и неизвестным феноменам, которые еще раньше не получили бы какого-нибудь значения. Изучаемые социологами человеческие действия и взаимодействия уже были названы и обдуманы, пусть недостаточно связно и внятно, самими действующими лицами: еще до того, как социолог приступил к их изучению, они были объектами обыденного знания и здравого смысла. Семья, организация, родственные связи, соседские общины, города и деревни, нации и церкви, любые другие совокупности людей, основанные на регулярном взаимодействии, уже давно были наделены значением и смыслом другими действующими лицами, так что теперь действующие лица сознательно обращаются к ним в своих действиях как к носителям данных им значений. Простые люди и профессиональные социологи, описывая эти объекты, могут пользоваться одними и теми же названиями, одним и тем же языком. Какое бы социологическое понятие мы ни взяли, оно всегда будет отягощено значениями (смыслами), данными ему обыденным знанием и здравым смыслом “простых” людей, вроде нас с вами.

Понятно, что социология слишком тесными узами связана со здравым смыслом, чтобы позволить себе так же беспристрастно и высокомерно обращаться с ним, как делают это, например, химия или геология. И нам, простым людям, тоже позволено размышлять о взаимозависимости людей, об их взаимодействиях, и рассуждать со знанием дела. Разве мы сами не испытываем эту взаимозависимость и взаимодействие? К социологическому обсуждению открыт широкий доступ, и пусть не каждый из нас получает приглашение присоединиться к нему, зато нет и четко обозначенных барьеров или запретов. Здесь всегда можно оспорить едва намеченные границы, надежность которых не гарантирована заранее (в отличие от наук, исследующих объекты, недоступные обыденному опыту), как, впрочем, и самостоятельность социологии в пределах социального знания, ее право делать авторитетные заключения о предмете. Именно поэтому для социологии (если она хочет ощущать себя наукой) как упорядоченной совокупности знаний так важно провести границу между собственно социологическим знанием и здравым смыслом,

Мы можем отметить по меньшей мере четыре изначальных отличия социологии от здравого смысла (нашего с вами “сырого” знания жизни) по их отношению к общей для них сфере - человеческому опыту.

Начнем с того, что в отличие от здравого смысла социология пытается подчиняться строгим правилам ответственных высказываний, которые считаются атрибутом науки (в отличие от других, по общему мнению, более свободных и менее бдительно контролирующих себя форм знания). Это значит, что к социологам предъявляется требование очень четко различать высказывания, проверяемые доступным опытом, и высказывания, которые могут претендовать только на статус условного и непроверенного мнения, причем делать это различие так, чтобы оно было понятно каждому. Социологи скорее воздерживаются от неверного представления идей, основанных только на их собственных убеждениях (пусть даже самых страстных и глубоких), в качестве проверенных открытий, несущих на себе печать широкого признания и авторитета в науке. Правила ответственных высказываний требуют, чтобы “кухня” исследователя, т.е. вся совокупность процедур, приведших к завершающим выводам и выступающих гарантом их достоверности, была широко открыта для неограниченного общественного обозрения; приглашение повторить испытание, воспроизвести эксперимент и даже, возможно, опровергнуть выводы должно быть обращено к каждому желающему. Такие ответственные высказывания должны соотноситься с другими суждениями по данной теме; они не могут просто отвергнуть другие, уже высказанные точки зрения или умолчать о них, как бы эти точки зрения ни противоречили им и, следовательно, сколь бы неудобными они ни были. Предполагается, что, коль скоро правила ответственных высказываний честно и скрупулезно соблюдены, то тем самым резко повышается (или почти полностью гарантируется) надежность, обоснованность и, в конечном счете, практическая значимость утверждений. Наша общая уверенность в надежности убеждений, удостоверенных наукой, по большей части основывается на ожидании, что ученые и в самом деле следуют правилам ответственных высказываний и что наука как профессия побуждает каждого ученого следовать этим правилам во всех случаях. Что до самих ученых, то они указывают на достоинства ответственных высказываний как на аргумент в пользу превосходства предлагаемого ими знания.

Второе отличие касается размеров поля, на котором собирается материал для суждений. Для большинства из нас, непрофессионалов, такое поле ограничено нашим собственным жизненным миром: тем, что мы делаем; людьми, с которыми мы общаемся; целями, которые мы перед собой ставим и которые, как мы полагаем, другие люди также ставят перед собой. Мы очень редко пытаемся (если вообще пытаемся) подняться над уровнем наших повседневных интересов, расширить горизонт своего опыта, поскольку это требует времени и ресурсов, которые большинство из нас не может позволить себе затратить на такую попытку. И несмотря на невероятное разнообразие жизненных условий, каждый опыт, почерпнутый только из индивидуального жизненного мира, всегда фрагментарен и по большей части односторонен. Эти изъяны можно устранить лишь одним способом: объединить вместе и затем сопоставить друг с другом опыты из бесчисленного множества жизненных миров. И вот тогда раскрывается неполнота любого индивидуального опыта, равно как и сложная совокупность взаимосвязей и взаимозависимостей, в которой он существует, - совокупность, простирающаяся далеко за пределы, обозримые с удобных позиций индивидуальной биографии. В результате такого расширения горизонтов оказывается возможным раскрыть тесную связь между индивидуальной биографией и более общими социальными процессами,

природе повседневной жизни, которая “информирует” наш здравый смысл и, в свою очередь, “информируется” им. Пока мы делаем обычные, привычные ходы, заполняющие большую часть нашей повседневной жизни, нам нет нужды заниматься самопроверкой и самоанализом. Если что-то повторяется довольно часто, то оно становится знакомым, а знакомое обладает свойством самообъяснения; оно не создает затруднений и не вызывает любопытства и, таким образом, остается невидимым, неразличимым. Вопросов никто не задает, поскольку все удовлетворены тем, что “вещи таковы, каковы они есть”, “люди таковы, каковы они есть”, и с этим вряд ли можно что-то поделать. Узнаваемость, привычность - злейший враг любознательности и критичности, а стало быть и всего нового, готовности к переменам. В столкновении с этим знакомым миром, в котором правят привычки и подтверждающие друг друга верования, социология действует как назойливый и раздражающий чужак. Она нарушает уютную и спокойную жизнь своими вопросами, никто из “местных” не припомнит, чтобы их когда-нибудь задавали, не говоря уже об ответах на эти вопросы. Такие вопросы превращают очевидные вещи в головоломки: они “очуждают” знакомое. Вдруг повседневная жизнь становится предметом внимательнейшего изучения. И тогда оказывается, что она - всего лишь один из возможных способов жизни, а не единственный и не “естественный” ее способ.

Подобные вопросы и вторжения в обыденность не каждому могут понравиться; многие предпочли бы отвергнуть такое превращение известного в неизвестное, поскольку оно предполагает рациональный анализ вещей, которые до сих пор просто “шли своим чередом”. (Можно вспомнить киплинговскую многоножку, без труда переставлявшую все свои сто ножек, пока коварный льстец не начал превозносить ее исключительную память, благодаря которой она никогда не поставит тридцать седьмую ножку раньше тридцать пятой, пятьдесят вторую - до девятнадцатой... Поверив в это, несчастная многоножка не могла больше ступить и шагу...) Кто-то может почувствовать себя шокированным и даже униженным: то, что было таким знакомым и чем гордился, теперь обесценено, выставлено никчемным и смешным, и сопротивление его вполне понятно. И все же превращение, о котором идет речь, имеет свои преимущества, а самое важное в нем то, что оно может открыть новые, до сих пор неведомые возможности для жизни с большим самосознанием и пониманием и даже с большей свободой и самоконтролем.

Для тех, кто считает, что осознанная жизнь стоит усилий, социология будет желанным подспорьем. Оставаясь в непрерывном и тесном взаимодействии со здравым смыслом, она стремится преодолеть его ограниченность и раскрыть возможности, которые здравый смысл, естественно, старается скрыть. Обращаясь к нашему обыденному знанию и ставя его под сомнение, социология может подтолкнуть нас к переоценке нашего опыта, обнаружить еще очень много способов его интерпретации и в результате поможет нам стать более критичными, менее довольными таким положением вещей, каким оно сложилось сегодня или каким мы его себе представляем (или, скорее, поможет нам никогда не считать эти проблемы несуществующими).

Искусство мыслить социологически может оказать каждому из нас самую важную услугу, а именно: сделать нас более чуткими; обострить наши чувства, шире раскрыть нам глаза, и тогда мы сможем исследовать человеческие ситуации, остававшиеся для нас до сих пор не заметными. Раз мы стали лучше понимать, как посредством использования власти и человеческих ресурсов осуществляются, реализуются кажущиеся на первый взгляд естественными, неизбежными, неустранимыми, вечными аспекты нашей жизни, то уже вряд ли сможем согласиться с тем, что они недосягаемы для человеческого действия, в том числе и нашего собственного. Социологическое мышление само по себе, можно сказать, по праву обладает собственной силой, именно антизакрепляющей силой. Оно возвращает

Необходимость изучения социологии определя­ется прежде всего возрастанием роли и зна­чения этой науки в современных условиях. Это обусловлено рядом обстоятельств, важ­нейшие из которых состоят в следующем.

Во-первых, наша страна переживает период глубокого реформирования всех сторон жизни общества. Важные и быстрые социально-политические изменения происходят сегодня во многих других странах и в мировом масштабе. В этих условиях особенно актуально, теоретически, пол­итически и практически значимо тщательное изучение и использование тенденций и закономерностей развития и функционирования общества как целостного организма, механизма их действия и взаимодействия, что, как изве­стно, связано прежде всего с социологией. Сегодня не под­лежит сомнению, что если бы проводимые у нас реформы были бы научно (в том числе и социологически) солидно обоснованы, а их последствия и ход серьезно спланирова­ны и спрогнозированы, то результаты могли бы быть совер­шенно другими, куда менее болезненными и более плодо­творными со всеми вытекающими из этого последствиями.

Во-вторых, современный этап развития нашего и других обществ неопровержимо свидетельствует о возрастании роли и значения социальных факторов и социальной сфе­ры общественной жизни. Не случайно за последние годы речь так часто идет о «сильной социальной политике», о «социально ориентированной экономике», о «социальной защите населения», о «социальных последствиях реформ» и т.д. Жизнь убедительно доказала, что игнорирование или серьезная недооценка роли и значения социальных факторов и социальных последствий проводимых реформ ставит под реальную угрозу успешное проведение этих ре­форм как в обществе в целом, так и в его отдельных сфе­рах. Во введении к своей книге «Этапы развития социологической мысли» французский философ и социолог Рай мои Арон отмечает, что в последней трети XX в. «хомо социологикус» приходит на смену «хомо экономикус».

В-третьих. Одной из главных и сложных задач прогрес­сивного развития нашего и многих других обществ на со­временном этапе является формирование гражданского общества. Без этого невозможно ни эффективное развитие экономики и уверенный выход из глубокого кризиса, ни утверждение правового государства. Все это выдвигает на первый план исследование социального статуса личности и социальных групп, проблем соотношения и взаимодей­ствия личности, социальных общностей и общества в це­лом, что непосредственно входит в качества главного в предмет социологии. Как считал французский социолог Э.Дюркгейм, социология не стоила бы и часа труда, если бы не позволяла улучшить общество.

Итак, сама общественная жизнь, особенно в периоды ее преобразований и кризисов, выдвигает перед социологией новые социальные проблемы и задачи, по-новому ставит старые проблемы и тем самым серьезно стимулирует раз­витие этой науки. Но и исследования социологов, дости­жения социологической науки, как показывает опыт исто­рии, способны оказать серьезное положительное влияние на развитие общества. Уже сам факт сосредоточения вни­мания социологов на исследовании определенных явлений и процессов заставляет общество обратиться лицом к этим вопросам, начать практическое их решение. Так, извест­ные исследования социологами расовых отношений в США в 40-50-е гг. оказали огромное влияние на ради­кальное изменение ситуации в этой области в 60-е и по­следующие годы. Думается, что установленный социоло­гами нашей страны факт, что подавляющее большинство населения России выступает против войны в Чечне, сыг­рал не последнюю роль в переходе к переговорному про­цессу и прекращению военных действий.

Воздействие социологии на общественное развитие ши­роко и многообразно. Это связано прежде всего с тем, что социологическое знание все больше проникает в самые различные слои населения, чему способствует, в частно­сти, систематическое изучение соответствующих проблем как в средней школе (например, курсы «Человек и обще­ство», «Введение в социологию» и др.), так и в высшей школе, в других системах подготовки и переподготовки кадров. Благодаря этому все больше специалистов получа­ют возможность применять на практике свои социологи­ческие знания, в том числе и в процессе профессиональ­ной деятельности. Велика роль социологии в выработке научно обоснованной социальной политики и в определении эффективности проведенных в ее рамках мероприятий. К сказанному добавим, что методы исследования, выработан­ные в социологии, все шире и успешнее используются в дру­гих общественных науках. Например, метод опроса при изу­чении общественного мнения стал использоваться при изу­чении рыночных отношений в экономической науке.

Литература

Социология. М.: 1990. - Введение и гл. I.

Фролов С-С. Социология. М.: 1994. - Гл.1 и 2.

Смелзер Н. Социология. М.: 1994. - Гл.1.

Момджян К.Х. Социум. Общество. История. М.: 1994.

Социология как предмет специального научного исследования. М.: 1992.

Дискуссия о предмете социологии на страницах журнала «Соци­ологические исследования» за 1990-1992 гг.



Социология перестройки. М.: 1990.

Иванов В-Н. Социология сегодня. М.: 1989.

Осипов Г.В. Социология и социализм. М.: 1990.

Ядов В.А. Социологические исследования: методология, програм­ма, методы. М.: 1987.

Контрольные вопросы

Что такое «социальное» в широком и узком смысле слова?

Как можно определить предмет социологии?

Каковы наиболее общие и важные социологические категории и законы?

Какова структура социологической науки?

Чем характеризуется метод социологии?

Каково соотношение и взаимодействие социологии с социальной философией и историей?

Каково соотношение и взаимодействие социологии с политоло­гией, экономической и другими специальными общественными нау­ками?

Каковы основные функции социологии?

Как изменялось отношение к социологии в нашей стране?

В чем значение социологии и почему возрастает ее роль в со­временных условиях?