ЛОРЕЛЕЯ - прекрасная дева-сирена Рейна, заманивающая своим пением корабельщиков и рыбаков к опасным рифам у скал.

Стихотворение Гейне “Ich weiß nicht, was soll es bedeuten…”, более известное под названием “Лорелея”, написано в 1824 году и ставшее "народной песней" в Германии.

У Гейне образ Лорелея становится символом победной, губительной, равнодушной силы красоты.

Ich weiß nicht, was soll es bedeuten,
Daß ich so traurig bin;
Ein Märchen aus alten Zeiten,
Das kommt mir nicht aus dem Sinn.
Die Luft ist kühl und es dunkelt,
Und ruhig fließt der Rhein;
Der Gipfel des Berges funkelt
Im Abendsonnenschein.
Die schönste Jungfrau sitzet
Dort oben wunderbar;
Ihr goldnes Geschmeide blitzet,
Sie kämmt ihr goldenes Haar.
Sie kämmt es mit goldenem Kamme
Und singt ein Lied dabei;
Das hat eine wundersame,
Gewaltige Melodei.
Den Schiffer im kleinen Schiffe
Ergreift es mit wildem Weh;
Er schaut nicht die Felsenriffe,
Er schaut nur hinauf in die Höh".
Ich glaube, die Wellen verschlingen
Am Ende Schiffer und Kahn;
Und das hat mit ihrem Singen
Die Lorelei getan.

Бог весть, отчего так нежданно
Тоска мне всю душу щемит,
И в памяти так неустанно
Старинная песня звучит?..

Прохладой и сумраком веет;
День выждал весенней поры;
Рейн катится тихо – и рдеет,
Вся в искрах, вершина горы.

Взошла на утесы крутые,
И села девица-краса,
И чешет свои золотые,
Что солнечный луч, волоса.

Их чешет она, распевая,
И гребень у ней золотой,
А песня такая чудная.
Что нет и на свете другой.

И обмер рыбак запоздалый,
И, песню заслышавши ту,
Забыл про подводные скалы
И смотрит туда – в высоту…

Мне кажется: так вот и канет
Челнок: ведь рыбак без ума,
Ведь песней призывною манит
Его Лорелея сама.

Перевод Льва Мея

И горюя и тоскуя,
Чем мечты мои полны?
Позабыть все не могу я
Небылицу старины.

Тихо Реин протекает,
Вечер светел без туч,
И блестит и догорает
На утесах солнца луч.

Села на скалу крутую
Дева, вся облита им;
Чешет косу золотую,
Чешет гребнем золотым.

Чешет косу золотую
И поет при плеске вод
Песню, словно неземную,
Песню дивную поет.

И пловец тоскою страстной
Поражен и упоен,
Не глядит на путь опасный,
Только деву видит он.

Скоро волны. Свирепея,
Разобьют челнок с пловцом;
И певица Лорелея
Виновата будет в том.

Перевод Каролины Павловой

Беда ли, пророчество ль это...
Душа так уныла моя,
А старая, страшная сказка
Преследует всюду меня...

Всё чудится Рейн быстроводный,
Над ним уж туманы летят,
И только лучами заката
Вершины утесов горят.

И чудо-красавица дева
Сидит там в сияньи зари,
И чешет златым она гребнем
Златистые кудри свои.

И вся-то блестит и сияет,
И чудную песню поет:
Могучая, страстная песня
Несется по зеркалу вод...

Вот едет челнок... И внезапно,
Охваченный песнью ее,
Пловец о руле забывает
И только глядит на нее...

А быстрые воды несутся...
Погибнет пловец средь зыбей!
Погубит его Лорелея
Чудесною песнью своей!..

Перевод Аполлона Майков а

Не знаю, что значит такое,
Что скорбью я смущен:
Давно не дает покоя
Мне сказка старых времен.

Прохладой сумерки веют,
И Рейна тих простор.
В вечерних лучах алеют
Вершины дальних гор.

Над страшной высотою
Девушка дивной красы
Одеждой горит золотою,
Играет златом косы.

Златым убирает гребнем
И песню поет она:
В ее чудесном пенье
Тревога затаена.

Пловца на лодочке малой
Дикой тоской полонит;
Забывая подводные скалы,
Он только наверх глядит.

Пловец и лодочка, знаю,
Погибнут среди зыбей;
И всякий так погибает
От песен Лорелей.

Перевод Александра Блока

Кто мне объяснить поможет,
Откуда взялась тоска;
Приходит на ум все тот же
Старинный один рассказ.

Смеркается, холодает,
Лениво бежит волна,
Вершина горы сияет,
Закатом озарена.

На этой горе прибрежной -
Прекраснейшая из дев.
Из уст ее грустный, нежный
И властный летит напев.

Моряк, проплывая подле
И слыша прелестный глас,
Не может быть, чтоб не поднял
На гору и деву глаз.

И тотчас забыв о гребле,
О скалах, о парусах,
Следит за мельканьем гребня
В распущенных волосах.

Не чудо, в итоге если
Поглотит его вода.
Вот сколько от дивной песни
Бывает порой вреда.

Перевод Виктора Шнейдера

Не знаю, что стало со мною,
Печалью душа смущена.
Мне все не дает покою
Старинная сказка одна.

День меркнет. Свежеет в долине,
И Рейн дремотой объят.
Лишь на одной вершине
Еще пылает закат.

Там девушка, песнь распевая,
Сидит высоко над водой.
Одежда на ней золотая,
И гребень в руке – золотой.

И кос ее золото вьется,
И чешет их гребнем она,
И песня волшебная льется,
Так странно сильна и нежна.

И, силой плененный могучей,
Гребец не глядит на волну,
Он рифов не видит под кручей, –
Он смотрит туда, в вышину.

Я знаю, волна, свирепея,
Навеки сомкнется над ним, –
И это все Лорелея
Сделала пеньем своим.

Перевод Вильгельма Левика

Не знаю, о чем я тоскую
Покоя душе моей нет
Забыть ни на миг не могу я
Преданье далёких лет.

Дохнуло прохладой. Темнеет.
Струится река в тишине.
Вершина горы пламенеет
Над Рейном в закатном огне.

Девушка в светлом наряде
Сидит над обрывом крутым.
И блещут, как золото, пряди
Под гребнем ее золотым.

Проводит по золоту гребнем
И песню поет она
И власти и силы волшебной
Зовущая песня полна.

Пловец в челноке беззащитном
С тоскою глядит в вышину.
Несется он к скалам гранитным
Но видит ее лишь одну.

А скалы кругом отвесней,
А волны – круче и злей.
И верно, погубит песней
Пловца и челнок Лорелей.

Перевод Самуила Маршака

Концовка баллады, по верному замечанию Л. В. Гинзбурга, полна не уловленной русскими переводчиками, но очень типичной для поэтики Гейне иронии: «Вот что понаделала своими песнями Лорелея - такой примерно смысл».

БОНУС:

Не знаю, о чем я тоскую.
Покоя душе моей нет.
Забыть ни на миг не могу я
Преданье далеких лет.

Дохнуло прохладой. Темнеет.
Струится река в тишине.
Вершина горы пламенеет
Над Рейном в закатном огне.

Девушка в светлом наряде
Сидит над обрывом крутым,
И блещут, как золото, пряди
Под гребнем ее золотым.

Проводит по золоту гребнем
И песню поет она.
И власти и силы волшебной
Зовущая песня полна.

Пловец в челноке беззащитном
С тоскою глядит в вышину.
Несется он к скалам гранитным,
Но видит ее одну.

А скалы кругом все отвесней,
А волны - круче и злей.
И, верно, погубит песней
Пловца и челнок Лорелей.

Впервые в журнале "Новый мир", 1951, № 10.

Многочисленные черновые варианты свидетельствуют об исключительной требовательности С. Маршака к своему переводу популярнейшего стихотворения Гейне. В этой работе он как бы вступил в творческое "соревнование" с А. Блоком, Л. Меем, М. Михайловым, А. Майковым и другими. Одно лишь начало перевода имеет около двадцати вариантов.

Генрих Гейне

Лорелея (сборник)

© Р. Грищенков, состав, подготовка текста, 2012

© ЗАО «Олма Медиа Групп», 2013

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

©Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес (www.litres.ru)

…Над страшной …Над страшной высотою
Девушка дивной красы
Одеждой горит золотою,
Играет златом косы…

Из ранних стихотворений (1816–1827)

Излейся, сердце Излейся, сердце больное,
Томленье пылкой души,
Той песней, что давно я
Таю от мира в тиши!

«Когда подступает волшебный миг…» Перевод В. Зоргенфрея

Когда подступает волшебный миг
И ширится грудь, вдохновенья родник,
Берусь за перо я, поспешен и дик, -
И образ чудесный из слова возник!

«Весь день о ней я тосковал…» Перевод В. Зоргенфрея

Весь день о ней я тосковал,
Полночи был во власти грез,
И тяжкий сон меня сковал
И к ней мгновенно перенес.

Как роза юная, она
Цветет, спокойна и светла.
Ягнят на глади полотна
Выводит тонкая игла.

Так кроток взор, – ей не понять,
Что я поник, душой скорбя.
«Ты бледен, Генрих, как узнать,
Что огорчило так тебя?»

Так кроток взор, – и странно ей,
Что горько плачу я, любя.
«Ты плачешь, расскажи скорей,
Мой друг, кто огорчил тебя?»

Она встает, душой светла,
И руку мне на грудь кладет;
И разом боль моя прошла;
И ясен утра был восход.

«Мне в лес бы зеленый!..» Перевод В. Зоргенфрея

Мне в лес бы зеленый! Как дивно там
Цветы цветут, распевают птицы!
Умру, и тьма могильной ночи
Землей забьет мне слух и очи, -
И не цвести для меня цветам,
И звонким щебетом мне не упиться.

«Когда я с милою вдвоем…» Перевод В. Зоргенфрея

Когда я с милою вдвоем,
То всё идет на лад,
И целый мир мне нипочем,
И в мыслях я богат.

Но лишь объятия ее
Покину – в сердце мрак,
Богатство рушится мое,
Я снова нищ и наг.

«И мнится, несусь я вновь на коне…» Перевод В. Аренс

Охвачен силой былою.
И снова сердце пылает в огне,
Несусь я к милой стрелою.

И мнится, несусь я вновь на коне,
Охвачен силой былою.
Лечу я в битву, и гнев во мне, -
Противник ждет меня к бою.

Несутся, летя, как ветер свистя,
Луга, берега, ракиты.
Противник мой и ты, дитя, -
Вы будете оба разбиты.

«Я отодвинул ржавые засовы…» Перевод В. Зоргенфрея

Я отодвинул ржавые засовы
У врат, ведущих в смутный мир видений,
Сорвал печати с огненно-багровой,
Волшебной книги страсти и томлений;
И то, что в ней прочел я, вечно новой,
Отобразил я в строках песнопений.
Пройдут века, забудет мир поэта, -
Останется нетленной песня эта.

«Излейся, сердце больное…» Перевод В. Зоргенфрея

Излейся, сердце больное,
Томленье пылкой души,
Той песней, что давно я
Таю от мира в тиши!

Отныне скорбному звуку
Открыты слух и сердца;
Тысячелетнюю муку
Я заклял заклятьем певца.

Рыдают старый и малый
И важные господа,
Цветок прослезился алый,
И плачет в небе звезда.

И все эти слезы потоком
Единым текут на юг,
Чтоб смыть в Иордане глубоком
Старинный, тяжкий недуг.

«Был месяц март, когда любовь…» Перевод В. Зоргенфрея

Был месяц март, когда любовь
Мне мукой взволновала кровь.
Но вот зеленый май пришел,
И скорби я конец обрел.

То было, помню, светлым днем,
Мы на скамье сидели вдвоем
Под липой, спрятавшись от людей,
И там открыл я сердце ей.

В саду ароматном, в зеленых ветвях
Пел соловей. Но в его словах
Мы разбирались тогда едва ли -
Мы с нею о важных вещах толковали.

Друг другу в верности мы клялись.
Закат померк, и часы неслись;
Сидели мы долго во тьме, и у нас
Жаркие слезы струились из глаз.

Воспоминание. Перевод В. Зоргенфрея

Чего ты хочешь, нежное виденье?
Ты снова в душу смотришься мою!
Твой взор исполнен кроткого томленья;
Да, это ты, тебя я узнаю.

Я ныне тяжко болен, неудачи
Сломили дух, от жизни я устал.
Тоска гнетет. А было всё иначе
В те дни, когда тебя я повстречал!

Покинув дом родной, исполнен пыла,
Стремился я за призраком мечты,
Презреть готов был землю и светила,
Сорвать их с лучезарной высоты.

Ты, Франкфурт, полон жуликов, но это
Прощаю я: ты дал моей стране
Благую власть и лучшего поэта,
Ты – город, где она явилась мне.

В разгаре были дни торговли шумной,
Дни ярмарки, и я в толпе густой
Шел по нарядной улице бездумно,
Как бы во сне следя за суетой.

Помнится, классе в восьмом мы учили наизусть это стихотворение. Тогда я только-только начал открывать для себя красоты поэзии (которую до этого презирал - по молодости); оно мне запомнилось. Потом я перешел в другую школу, где не было немецкого класса. Постепенно весь немецкий у меня из головы улетучился, а вот "Лорелея" осталась. Сейчас разбудите меня посреди ночи, я выдам без запинки:


Ich weiβ nicht, was soll es bedeuten
Daβ ich so traurig bin;
Ein Märchen aus alten Zeiten,
Das kommt mir nicht aus dem Sinn.

Die Luft ist kühl, und es dunkelt,
Und ruhig flieβt der Rhein;
Der Gipfel des Berges funkelt
Im Abendsonnenschein.

Die schönste Jungfrau sitzet
Dort oben wunderbar,
Ihr goldnes Geschmeide blitzet,
Sie kämmt ihr goldenes Haar.

Sie kämmt es mit goldenem Kamme,
Und singt ein Lied dabei;
Das hat eine wundersame,
Gewaltige Melodei.

Den Schiffer in kleinen Schiffe
Ergreift es mit wildem Weh;
Er schaut nicht die Felsenriffe,
Er schaut nur hinauf in die Höh’.

Ich glaube, die Wellen verschlingen
Am Ende Schiffer und Kahn;
Und das hat mit ihrem Singen
Die Lorelei getan.

Heinrich Heine
“Die Heimkehr”, 1823-1824

Один из первых переводов «Лорелеи» на русский язык принадлежит Льву Мею:

Бог весть, отчего так нежданно
Тоска мне всю душу щемит,
И в памяти так неустанно
Старинная песня звучит?

Прохладой и сумраком веет;
День выждал вечерней поры;
Рейн катится тихо, и рдеет,
Вся в искрах, вершина горы.

Взошла на утёсы крутые
И села девица-краса,
И чешет свои золотые,
Что солнечный луч, волоса.

Их чешет она, распевая,-
И гребень у ней золотой,-
А песня такая чудная,
Что нет и на свете другой.

И обмер рыбак запоздалый
И, песню заслышавши ту,
Забыл про подводные скалы
И смотрит туда- в высоту...

Мне кажется, так вот и канет
Челнок, ведь рыбак без ума,
Ведь песней призывною манит
Его Лорелея сама.

1858


Александр Блок в своем переводе стремился достичь максимальной ритмической близости к немецкому тексту. Каждая строка его перевода в точности равна соответствующей строке оригинала, так что мы можем в полной мере оценить все своеобразие немецкой поэзии с ее пульсирующими, постоянно перебиваемыми ритмами:

Не знаю, что значит такое,
Что скорбью я смущён;
Давно не даёт покою
Мне сказка старых времён.

Прохладой сумерки веют,
И Рейна тих простор;
В вечерних лучах алеют
Вершины дальних гор.

Над страшной высотою
Девушка дивной красы
Одеждой горит золотою,
Играет златом косы.

Золотым убирает гребнем
И песню поёт она:
В её чудесном пеньи
Тревога затаена.

Пловца на лодочке малой
Дикой тоской полонит;
Забывая подводные скалы,
Он только наверх глядит.

Пловец и лодочка, знаю,
Погибнут среди зыбей;
И всякий так погибает
От песен Лорелей.

1909

Но больше всех мне нравится перевод Самуила Маршака:

Не знаю, о чём я тоскую.
Покоя душе моей нет.
Забыть ни на миг не могу я
Преданье далёких лет.

Дохнуло прохладой, темнеет.
Струится река в тишине.
Вершина горы пламенеет
Над Рейном в закатном огне.

Девушка в светлом наряде
Сидит над обрывом крутым,
И блещут, как золото, пряди
Под гребнем её золотым.

Проводит по золоту гребнем
И песню поёт она.
И власти и силы волшебной
Зовущая песня полна.

Пловец в челноке беззащитном
С тоскою глядит в вышину.
Несётся он к скалам гранитным,
Но видит её одну.

А скалы кругом всё отвесней,
А волны- круче и злей.
И верно погубит песней
Пловца и челнок Лорелей.


Следующий перевод гораздо слабее; помещаю его здесь исключительно для полноты коллекции:

Что значит, не пойму я...
Тоскою душа смятена.
Тревожит меня неотступно
Старинная сказка одна.

Прохладно. Всё светом вечерним
Таинственно озарено.
Вершины гор над Рейном
Закатное пьют вино.

На троне- прекрасная дева,
А троном- высокий утёс.
Пламенеет колец её жарче
Червонное золото кос.

Расплела золотые косы
И песню поёт она,
Которая неодолимой,
Чарующей силы полна.

Гребца в его маленькой лодке
Та песня зовёт и манит.
Не видит он пенных бурунов,
Он только наверх глядит.

Погибнет гребец неизбежно
В лодочке утлой своей,
Погибнет, пленённый песней
Волшебницы Лорелей.

Н. Вольпин

UPD:

Коллекция переводов пополняется. Удивительно, как одно и то же произведение в чужом языке воплощается множеством отражений.

Не знаю, что стало со мною,
Печалью душа смущена.
Мне все не дает покою
Старинная сказка одна.

Прохладен воздух, темнеет,
И Рейн уснул во мгле.
Последним лучом пламенеет
Закат на прибрежной скале.

Там девушка, песнь распевая,
Сидит на вершине крутой.
Одежда на ней золотая,
И гребень в руке - золотой.

И кос ее золото вьется,
И чешет их гребнем она,
И песня волшебная льется,
Неведомой силы полна.

Бездумной охвачен тоскою,
Гребец не глядит на волну,
Не видит скалы пред собою,
Он смотрит туда, в вышину.

Я знаю, река, свирепея,
Навеки сомкнется над ним,
И это все Лорелея
Сделала пеньем своим

Вильгельм Левик


Беда ли, пророчество ль это...
Душа так уныла моя,
А старая, страшная сказка
Преследует всюду меня...

Всё чудится Рейн быстроводный,
Над ним уж туманы летят,
И только лучами заката
Вершины утесов горят.

И чудо-красавица дева
Сидит там в сияньи зари,
И чешет златым она гребнем
Златистые кудри свои.

И вся-то блестит и сияет,
И чудную песню поет:
Могучая, страстная песня
Несется по зеркалу вод...

Вот едет челнок... И внезапно,
Охваченный песнью ее,
Пловец о руле забывает
И только глядит на нее...

А быстрые воды несутся...
Погибнет пловец средь зыбей!
Погубит его Лорелея
Чудесною песнью своей!..

Аполлон Майков


Кто мне объяснить поможет,
Откуда взялась тоска;
Приходит на ум все тот же
Старинный один рассказ.

Смеркается, холодает,
Лениво бежит волна,
Вершина горы сияет,
Закатом озарена.

На этой горе прибрежной —
Прекраснейшая из дев.
Из уст ее грустный, нежный
И властный летит напев.

Моряк, проплывая подле
И слыша прелестный глас,
Не может быть, чтоб не поднял
На гору и деву глаз.

И тотчас забыв о гребле,
О скалах, о парусах,
Следит за мельканьем гребня
В распущенных волосах.

Не чудо, в итоге если
Поглотит его вода.
Вот сколько от дивной песни
Бывает порой вреда.

Виктор Шнейдер


Ну а это прямо-таки курьёз:

И горюя и тоскуя,
Чем мечты мои полны?
Позабыть все не могу я
Небылицу старины.

Тихо Реин протекает,
Вечер светел без туч,
И блестит и догорает
На утесах солнца луч.

Села на скалу крутую
Дева, вся облита им;
Чешет косу золотую,
Чешет гребнем золотым.

Чешет косу золотую
И поет при плеске вод
Песню, словно неземную,
Песню дивную поет.

И пловец тоскою страстной
Поражен и упоен,
Не глядит на путь опасный,
Только деву видит он.

Скоро волны. Свирепея,
Разобьют челнок с пловцом;
И певица Лорелея
Виновата будет в том.

Каролина Павлова

Хотя, говорят, её переводы Пушкина на немецкий весьма удачны (не могу об этом судить).

Помнится, классе в восьмом мы учили наизусть это стихотворение. Потом я перешел в другую школу, где не было немецкого класса. Постепенно весь немецкий у меня из головы улетучился, а вот "Лорелея" осталась. Сейчас разбудите меня посреди ночи, я выдам без запинки:

Ich weiβ nicht, was soll es bedeuten
Daβ ich so traurig bin;
Ein Märchen aus alten Zeiten,
Das kommt mir nicht aus dem Sinn.

Die Luft ist kühl, und es dunkelt,
Und ruhig flieβt der Rhein;
Der Gipfel des Berges funkelt
Im Abendsonnenschein.

Die schönste Jungfrau sitzet
Dort oben wunderbar,
Ihr goldnes Geschmeide blitzet,
Sie kämmt ihr goldenes Haar.

Sie kämmt es mit goldenem Kamme,
Und singt ein Lied dabei;
Das hat eine wundersame,
Gewaltige Melodei.

Den Schiffer in kleinen Schiffe
Ergreift es mit wildem Weh;
Er schaut nicht die Felsenriffe,
Er schaut nur hinauf in die Höh’.

Ich glaube, die Wellen verschlingen
Am Ende Schiffer und Kahn;
Und das hat mit ihrem Singen
Die Lorelei getan.

Heinrich Heine
“Die Heimkehr”, 1823-1824

Один из первых переводов «Лорелеи» на русский язык принадлежит Льву Мею:

Бог весть, отчего так нежданно
Тоска мне всю душу щемит,
И в памяти так неустанно
Старинная песня звучит?

Прохладой и сумраком веет;
День выждал вечерней поры;
Рейн катится тихо, и рдеет,
Вся в искрах, вершина горы.

Взошла на утёсы крутые
И села девица-краса,
И чешет свои золотые,
Что солнечный луч, волоса.

Их чешет она, распевая,-
И гребень у ней золотой,-
А песня такая чудная,
Что нет и на свете другой.

И обмер рыбак запоздалый
И, песню заслышавши ту,
Забыл про подводные скалы
И смотрит туда- в высоту...

Мне кажется, так вот и канет
Челнок, ведь рыбак без ума,
Ведь песней призывною манит
Его Лорелея сама.

Александр Блок в своем переводе стремился достичь максимальной ритмической близости к немецкому тексту. Каждая строка его перевода в точности равна соответствующей строке оригинала, так что мы можем в полной мере оценить все своеобразие немецкой поэзии с ее пульсирующими ритмами:

Не знаю, что значит такое,
Что скорбью я смущён;
Давно не даёт покою
Мне сказка старых времён.

Прохладой сумерки веют,
И Рейна тих простор;
В вечерних лучах алеют
Вершины дальних гор.

Над страшной высотою
Девушка дивной красы
Одеждой горит золотою,
Играет златом косы.

Золотым убирает гребнем
И песню поёт она:
В её чудесном пеньи
Тревога затаена.

Пловца на лодочке малой
Дикой тоской полонит;
Забывая подводные скалы,
Он только наверх глядит.

Пловец и лодочка, знаю,
Погибнут среди зыбей;
И всякий так погибает
От песен Лорелей.

Но больше всех мне нравится перевод Самуила Маршака:

Не знаю, о чём я тоскую.
Покоя душе моей нет.
Забыть ни на миг не могу я
Преданье далёких лет.

Дохнуло прохладой, темнеет.
Струится река в тишине.
Вершина горы пламенеет
Над Рейном в закатном огне.

Девушка в светлом наряде
Сидит над обрывом крутым,
И блещут, как золото, пряди
Под гребнем её золотым.

Проводит по золоту гребнем
И песню поёт она.
И власти и силы волшебной
Зовущая песня полна.

Пловец в челноке беззащитном
С тоскою глядит в вышину.
Несётся он к скалам гранитным,
Но видит её одну.

А скалы кругом всё отвесней,
А волны- круче и злей.
И верно погубит песней
Пловца и челнок Лорелей.

Следующий перевод гораздо слабее; помещаю его здесь исключительно для полноты коллекции:

Что значит, не пойму я...
Тоскою душа смятена.
Тревожит меня неотступно
Старинная сказка одна.

Прохладно. Всё светом вечерним
Таинственно озарено.
Вершины гор над Рейном
Закатное пьют вино.

На троне- прекрасная дева,
А троном- высокий утёс.
Пламенеет колец её жарче
Червонное золото кос.

Расплела золотые косы
И песню поёт она,
Которая неодолимой,
Чарующей силы полна.

Гребца в его маленькой лодке
Та песня зовёт и манит.
Не видит он пенных бурунов,
Он только наверх глядит.

Погибнет гребец неизбежно
В лодочке утлой своей,
Погибнет, пленённый песней
Волшебницы Лорелей.

Н. Вольпин

Коллекция переводов пополняется. Удивительно, как одно и то же произведение в чужом языке воплощается множеством отражений.

Не знаю, что стало со мною,
Печалью душа смущена.
Мне все не дает покою
Старинная сказка одна.

Прохладен воздух, темнеет,
И Рейн уснул во мгле.
Последним лучом пламенеет
Закат на прибрежной скале.

Там девушка, песнь распевая,
Сидит на вершине крутой.
Одежда на ней золотая,
И гребень в руке - золотой.

И кос ее золото вьется,
И чешет их гребнем она,
И песня волшебная льется,
Неведомой силы полна.

Бездумной охвачен тоскою,
Гребец не глядит на волну,
Не видит скалы пред собою,
Он смотрит туда, в вышину.

Я знаю, река, свирепея,
Навеки сомкнется над ним,
И это все Лорелея
Сделала пеньем своим

Вильгельм Левик

Беда ли, пророчество ль это...
Душа так уныла моя,
А старая, страшная сказка
Преследует всюду меня...

Всё чудится Рейн быстроводный,
Над ним уж туманы летят,
И только лучами заката
Вершины утесов горят.

И чудо-красавица дева
Сидит там в сияньи зари,
И чешет златым она гребнем
Златистые кудри свои.

И вся-то блестит и сияет,
И чудную песню поет:
Могучая, страстная песня
Несется по зеркалу вод...

Вот едет челнок... И внезапно,
Охваченный песнью ее,
Пловец о руле забывает
И только глядит на нее...

А быстрые воды несутся...
Погибнет пловец средь зыбей!
Погубит его Лорелея
Чудесною песнью своей!..

Аполлон Майков

Кто мне объяснить поможет,
Откуда взялась тоска;
Приходит на ум все тот же
Старинный один рассказ.

Смеркается, холодает,
Лениво бежит волна,
Вершина горы сияет,
Закатом озарена.

На этой горе прибрежной -
Прекраснейшая из дев.
Из уст ее грустный, нежный
И властный летит напев.

Моряк, проплывая подле
И слыша прелестный глас,
Не может быть, чтоб не поднял
На гору и деву глаз.

И тотчас забыв о гребле,
О скалах, о парусах,
Следит за мельканьем гребня
В распущенных волосах.

Не чудо, в итоге если
Поглотит его вода.
Вот сколько от дивной песни
Бывает порой вреда.

Виктор Шнейдер

Ну а это прямо-таки курьёз:

И горюя и тоскуя,
Чем мечты мои полны?
Позабыть все не могу я
Небылицу старины.

Тихо Реин протекает,
Вечер светел без туч,
И блестит и догорает
На утесах солнца луч.

Села на скалу крутую
Дева, вся облита им;
Чешет косу золотую,
Чешет гребнем золотым.

Чешет косу золотую
И поет при плеске вод
Песню, словно неземную,
Песню дивную поет.

И пловец тоскою страстной
Поражен и упоен,
Не глядит на путь опасный,
Только деву видит он.

Скоро волны. Свирепея,
Разобьют челнок с пловцом;
И певица Лорелея
Виновата будет в том.

Каролина Павлова

Хотя, говорят, её переводы Пушкина на немецкий весьма удачны (не могу об этом судить).