26 апреля 1986 года во время вполне плановой процедуры на Чернобыльской АЭС все стало развиваться совсем не так, как описывает регламент и как подсказывает здравый смысл...

Матвей Вологжанин

Любое событие в мире состоит из такого множества факторов, что смело можно сказать: в нем так или иначе принимает участие вся вселенная. Человеческая же способность к восприятию и осмыслению действительности… ну что про нее можно сказать? Не исключено, что мы уже почти обогнали по успехам в этой области некоторые растения. Пока мы просто живем, можно особо не обращать внимания на то, что на самом деле происходит вокруг тебя. Звуки разной громкости раздаются на улице, более-менее едут как бы в разные стороны вроде бы машины, мимо носа пролетел не то комарик, не то остатки вчерашней галлюцинации, а за угол торопливо заводят слона, которого-то ты и не приметил.

Работники Чернобыльской АЭС. 1984 год

Но мы спокойны. Мы знаем, что есть Правила. Таблица умножения, гигиенические нормы, Воинский устав, Уголовный кодекс и евклидова геометрия - все то, что помогает нам верить в закономерность, упорядоченность и, главное, предсказуемость происходящего. Как там было у Льюиса Кэрролла - «Если очень долго держать в руках раскаленную кочергу, то в конце концов можно слегка обжечься»?

Неприятности начинаются тогда, когда происходят катастрофы. Какого бы порядка они ни были, они почти всегда остаются необъяснимыми и не поддающимися осмыслению. Почему у этой еще совсем новой левой сандалии отвалилась подметка, в то время как правая полна сил и здоровья? Почему из тысячи машин, проехавших в этот день по замерзшей луже, в кювет улетела только одна? Почему 26 апреля 1986 года во время вполне плановой процедуры на Чернобыльской АЭС все стало развиваться совсем не так, как обычно, не так, как описывает регламент и как подсказывает здравый смысл? Впрочем, предоставим слово непосредственному участнику событий.

Что случилось?

Анатолий Дятлов

«26 апреля 1986 года в один час двадцать три минуты сорок секунд начальник смены блока №4 ЧАЭС Александр Акимов приказал заглушить реактор по окончании работ, проводимых перед остановкой энергоблока на запланированный ремонт. Оператор реактора Леонид Топтунов снял с кнопки АЗ колпачок, предохраняющий от случайного ошибочного нажатия, и нажал кнопку. По этому сигналу 187 стержней СУЗ реактора начали движение вниз, в активную зону. На мнемотабло загорелись лампочки подсветки, и пришли в движение стрелки указателей положения стержней. Александр Акимов, стоя вполоборота к пульту управления реактором, наблюдал это, увидел также, что «зайчики» индикаторов разбаланса АР метнулись влево, как это и должно быть, что означало снижение мощности реактора, повернулся к панели безопасности, за которой наблюдал по проводимому эксперименту.

Но дальше произошло то, чего не могла предсказать и самая безудержная фантазия. После небольшого снижения мощность реактора вдруг стала увеличиваться со все возрастающей скоростью, появились аварийные сигналы. Л. Топтунов крикнул об аварийном увеличении мощности. Но сделать что-либо было не в его силах. Все, что он мог, сделал - удерживал кнопку АЗ, стержни СУЗ шли в активную зону. Никаких других средств в его распоряжении нет. Да и у всех других тоже. А. Акимов резко крикнул: «Глуши реактор!» Подскочил к пульту и обесточил электромагнитные муфты приводов стержней СУЗ. Действие верное, но бесполезное. Ведь логика СУЗ, то есть все ее элементы логических схем, сработала правильно, стержни шли в зону. Теперь ясно: после нажатия кнопки АЗ верных действий не было, средств спасения не было… С коротким промежутком последовало два мощных взрыва. Стержни АЗ прекратили движение, не пройдя и половины пути. Идти им было больше некуда. В один час двадцать три минуты сорок семь секунд реактор разрушился разгоном мощности на мгновенных нейтронах. Это крах, предельная катастрофа, которая может быть на энергетическом реакторе. Ее не осмысливали, к ней не готовились».

Это выдержка из книги Анатолия Дятлова «Чернобыль. Как это было». Автор - заместитель главного инженера Чернобыльской АЭС по эксплуатации, присутствовавший в тот день на четвертом блоке, ставший одним из ликвидаторов, признанный одним из виновников трагедии и осужденный на десять лет тюрьмы, откуда его спустя два года выпустили умирать от лучевой на свободу, где он и успел написать свои воспоминания, прежде чем скончался в 1995-м.

Если кто-то совсем плохо учил в школе физику и смутно представляет себе, что происходит внутри реактора, он, наверное, не понял, что описано выше. В принципе, это можно условно объяснить таким образом.

Представим, что у нас в стакане чай, который пытается безостановочно закипать сам по себе. Ну такой вот чай. Чтобы он не разнес вдребезги стакан и не заполнил кухню горячим паром, мы регулярно опускаем в стакан металлические ложки - с целью остужения. Чем холоднее нам нужен чай, тем больше ложек мы пихаем. И наоборот: чтобы чай стал погорячее, ложки мы вытаскиваем. Конечно, карбидоборные и графитовые стержни, которые помещают в реактор, работают по несколько иному принципу, но суть от этого не слишком меняется.

Теперь вспомним, какая главная проблема стоит перед всеми электростанциями в мире. Больше всего хлопот у энергетиков не с ценами на топливо, не с пьющими электриками и не с толпами «зеленых», пикетирующих их проходные. Самая большая неприятность в жизни любого энергетика - это неравномерное потребление мощности клиентами станции. Неприятная привычка человечества днем работать, ночью спать, да еще и хором мыться, бриться и смотреть сериалы приводит к тому, что вырабатываемая и потребляемая энергия вместо того, чтобы литься плавным равномерным потоком, вынуждена скакать как взбесившаяся коза, отчего происходят блэкауты и прочие неприятности. Ведь нестабильность в работе любой системы ведет к сбоям, а избавиться от избытка энергии тяжелее, чем его произвести. Особенно большие сложности с этим именно на атомных станциях, так как цепной реакции довольно сложно объяснить, когда она должна идти поактивнее, а когда можно и притормозить.

Инженеры на Чернобыльской АЭС. 1980 год

В СССР в начале восьмидесятых начали потихоньку исследовать возможности быстрого увеличения и уменьшения мощности реакторов. Этот метод контроля за энергонагрузками был в теории куда проще и выгоднее всех прочих.

Открыто эта программа, понятное дело, не обсуждалась, персонал станций мог только предполагать, почему так участились эти «запланированные ремонты» и менялся регламент работы с реакторами. Но, с другой стороны, ничего такого уж неординарно мерзкого с реакторами не делали. И если бы этот мир регулировался только законами физики и логики, то четвертый энергоблок до сих пор вел бы себя как ангел и исправно стоял на службе мирного атома.

Ибо до сих пор никто так и не смог толком ответить на основной вопрос чернобыльской катастрофы: почему в тот раз мощность реактора после введения стержней не упала, а, наоборот, необъяснимо резко выросла?

Два самых авторитетных органа - Комиссия Госатомнадзора СССР и особый комитет МАГАТЭ после нескольких лет работы разродились документами, каждый из которых напичкан фактами о том, как протекала авария, но ни на одной странице в этих подробных исследованиях нельзя найти ответа на вопрос «почему?». Там можно найти пожелания, сожаления, опасения, указания на недостатки и прогнозы на будущее, но внятного объяснения происшедшему нет. По большому счету, оба эти отчета можно было бы свести к фразе «Бумкнуло там чёй-то»*.

* Примечание Phacochoerus"a Фунтика: « Не, ну это уже клевета! Сотрудники МАГАТЭ изъяснялись все же культурнее. На самом деле они написали: «Достоверно неизвестно, с чего начался скачок мощности, приведший к разрушению реактора Чернобыльской АЭС »

Менее официальные исследователи, напротив, выдвигали свои версии вовсю - одна другой краше и убедительнее. И не будь их так много, какой-нибудь из них, наверное, стоило бы поверить.

Разные институты, организации и просто ученые с мировым именем по очереди объявляли виновниками проиcшедшего:

неправильную конструкцию стержней; неправильную конструкцию самого реактора;
ошибку персонала, слишком надолго уменьшившего мощность реактора; локальное незамеченное землетрясение, происшедшее аккурат под Чернобыльской АЭС; шаровую молнию; еще неизвестную науке частицу, которая иногда возникает при цепной реакции.

Алфавита не хватит, чтобы перечислить все авторитетные версии (неавторитетные, конечно, как всегда, смотрятся краше и содержат такие замечательные вещи, как злобные марсиане, хитрые церэушники и сердитый Иегова. Жаль, что столь уважаемое научное издание, как MAXIM, не может пойти на поводу у низменных вкусов толпы и со смаком описать все это поподробнее.

Эти странные методы борьбы с радиацией

Список предметов, которые обычно требуется раздавать населению при возникновении радиационной опасности, для непосвященного кажется неполным. А где баян, горжетка и сачок? Но на самом деле вещи в этом списке не столь уж бесполезные.

Маска Кто-то всерьез считает, что гамма-лучи, мгновенно пронизывающие сталь, спасуют перед пятью слоями марлечки? Гамма-лучи - нет. А вот радиоактивная пыль, на которую уже осели самые тяжелые, но от того не менее опасные вещества, будет менее интенсивно попадать в дыхательные пути.

Йод Изотоп йода - один из самых недолго живущих элементов радиоактивного выброса - обладает неприятным свойством надолго оседать в щитовидной железе и приводить ее в полную негодность. Таблетки с йодом рекомендуется принимать, чтобы у твоей щитовидки этого йода было завались и она больше не хапала его из воздуха. Правда, передозировка йода - штука сама по себе опасная, так что глотать его пузырьками не рекомендуется.

Консервы Молоко и овощи были бы самыми полезными продуктами при контакте с радиацией, но, увы, именно они заражаются первыми. А следом идет мясо, которое питалось овощами и давало молоко. Так что подножный корм в зараженном регионе лучше не собирать. Особенно грибы: в них концентрация радиоактивных химических элементов выше всего.

Ликвидация

Запись переговоров диспетчеров спасательных служб сразу после катастрофы:

Сам взрыв унес жизни двух человек: один скончался сразу, второго успели доставить в госпиталь. Первыми на место катастрофы прибыли пожарные и принялись за свое дело - тушение пожара. Тушили они его в брезентовых робах и касках. Других средств защиты у них не было, да и о радиационной угрозе они не знали - лишь через пару часов начали распространяться сведения о том, что пожар этот кое-чем отличается от обычного.

К утру пожарные затушили пламя и принялись падать в обмороки - стало сказываться лучевое поражение. 136 сотрудников и спасателей, оказавшихся в тот день на станции, получили огромную дозу облучения, причем каждый четвертый умер в первые месяцы после аварии.

В следующие три года ликвидацией последствий взрыва занималось в общей сложности около полумиллиона человек (почти половина из них были солдатами срочной службы, многих из которых отправляли в Чернобыль фактически насильно). Само место катастрофы засыпали смесью свинца, бора и доломитов, после чего над реактором был возведен бетонный саркофаг. Тем не менее количество радиоактивных веществ, выброшенных в воздух непосредственно после аварии и в первые недели после нее, было огромным. Ни до ни после такое их количество не оказывалось в местах плотного проживания людей.

Глухое молчание властей СССР об аварии тогда не казалось таким странным, как сейчас. Скрывать дурные или волнительные новости от населения было настолько в тогдашней практике, что даже информация об орудующем в районе сексуальном маньяке могла годами не достигать ушей безмятежной публики; и лишь когда очередной «Фишер» или «Мосгаз» начинал вести счет своих жертв на десятки, а то и сотни, участковым давалось задание тихонечко довести до сведения родителей и учителей тот факт, что детишкам, пожалуй, лучше пока не бегать одним по улице.

Поэтому город Припять на следующий день после аварии эвакуировался спешно, но тихо. Людям говорили, что их вывозят на день, максимум на два, и просили не брать с собой никаких вещей, дабы не перегружать транспорт. Про радиацию же власти не обронили ни слова.

Слухи, конечно, поползли, но подавляющее большинство жителей Украины, Белоруссии и России и слыхом не слыхивали ни о каком Чернобыле. Кое у кого из членов ЦК КПСС хватило совести поднять вопрос об отмене первомайских демонстраций хотя бы в городах, находящихся непосредственно на пути загрязненных облаков, но было сочтено, что такое нарушение извечного порядка вызовет нездоровое волнение в обществе. Так что жители Киева, Минска и других городов успели всласть побегать с шариками и гвоздиками под радиоактивным дождем.

Но радиоактивный выброс такого масштаба скрыть было невозможно. Первыми крик подняли поляки и скандинавы, к которым прилетели те самые волшебные облака с востока и принесли с собой много всего интересного.

Пострадавшие

Конечно, правительство и дальше могло делать вид, что ничего не происходит, но тут мы можем немного оправдать советских чиновников: они все же не были такими уж законченными упырями, которые спят и видят, как бы превратить двести с половиной миллионов своих подданных в покрытых язвами мутантов. Они с самого начала проконсультировались с учеными, прежде всего с минатомщиками, пытаясь выяснить степень угрозы для здоровья граждан соседних с Чернобылем областей. Содержание этих переговоров либо не зафиксировано, либо до сих пор секретно, но, судя по всему, именно ученые излучали тогда исключительный оптимизм.

Косвенным свидетельством, подтверждающим, что ученые дали правительству добро на молчание о Чернобыле, может стать тот факт, что ученый Валерий Легасов, член правительственной комиссии по расследованию аварии, организовывавший ликвидацию четыре месяца и озвучивавший зарубежной прессе официальную (очень приглаженную) версию происходящего, в 1988 году повесился, оставив в своем кабинете диктофонную запись, рассказывающую о подробностях аварии, и та часть записи, где хронологически должен был находиться рассказ о реакции властей на события в первые дни, оказалась стертой неустановленными лицами.

Другим косвенным свидетельством этого является то, что оптимизм ученые излучают до сих пор. И сейчас чиновники Федерального агентства по атомной энергии стоят на том, что реально пострадавшими от взрыва могут считаться лишь те несколько сотен человек, которые принимали участие в ликвидации в первые дни взрыва, да и то с купюрами. Например, статья «Кто помог создать чернобыльский миф », написанная специалистами ФААЭ и ИБРАЭ РАН в 2005 году, анализирует статистику по состоянию здоровья жителей загрязненных районов и, признавая, что в целом население там болеет немного чаще, видит причину лишь в том, что, поддаваясь паникерским настроениям, люди, во-первых, бегают к врачам с каждым прыщом, а во-вторых, уже долгие годы живут в неполезном для здоровья стрессе, вызванном истерикой в желтой прессе. Огромное число инвалидов среди ликвидаторов первой волны они объясняют тем, что «быть инвалидом выгодно», и намекают, что основная причина катастрофической смертности среди ликвидаторов - никак не последствия облучения, а алкоголизм, вызванный все тем же нерациональным страхом перед радиацией. Даже словосочетание «радиационная опасность» наши мирные атомщики пишут исключительно в кавычках.

Но это одна сторона медали. На каждого атомщика, убежденного, что нет пока в мире энергии более чистой и безопасной, чем атомная, найдется свой член экологической или правозащитной организации, готовый сеять ту самую панику щедрыми горстями.

«Гринпис», например, оценивает число жертв чернобыльской аварии в 10 миллионов, прибавляя к ним, правда, представителей следующих поколений, которые заболеют или родятся больными в течение ближайших 50 лет.

Между двумя этими полюсами находятся десятки и сотни международных организаций, статистические исследования которых противоречат друг другу настолько, что в 2003 году МАГАТЭ было вынуждено создать организацию «Чернобыльский форум», в задачу которой входил бы анализ этой статистики с целью создания хоть какой-то достоверной картины происходящего.

И до сих пор с оценками последствий катастрофы ничего ясного нет. Увеличение смертности населения из близких к Чернобылю районов можно объяснять массовой миграцией молодежи оттуда. Незначительное «омоложение» онкологических заболеваний - тем, что проверяют тамошних жителей на онкологию куда интенсивнее, чем в других местах, поэтому многие случаи рака ловятся на очень ранних стадиях. Даже состояние лопухов и божьих коровок в закрытой зоне вокруг Чернобыля является предметом ожесточенных диспутов. Вроде как и лопухи растут на диво сочные, и коровки упитанные, и количество мутаций у местной флоры и фауны в пределах естественной нормы. Но в чем тут проявляется безвредность радиации, а в чем - благотворное влияние отсутствия людей на многие километры вокруг, ответить сложно.

Прошло 30 лет со дня страшной трагедии 20 века - Чернобыль. Но такое чувство, что это произошло совсем недавно. Не забыть тех страшных дней, нам взрослым. И как хорошо, что наши дети не изведали тех ужасов. Только, чтоб все это не повторилось надо донести до них ту боль, тот ужас и ту безысходность, которая была в глазах людей и детей Чернобыля.

Скачать:

Предварительный просмотр:

Чтобы пользоваться предварительным просмотром презентаций создайте себе аккаунт (учетную запись) Google и войдите в него: https://accounts.google.com

Подписи к слайдам:

Подготовила педагог МБОУ «ООШ №14» г орода Троицк Ч елябинской области Лоскут Ольга Александровна Чернобыль – одного хватает слова (черноя быль)

Предварительный просмотр:

Классный час, посвященный 30-летию катастрофы на Чернобыльской АЭС

«Чернобыль… одного хватает слова»

Форма проведения: рассказ, беседа.

Цели:

1. Рассказать учащимся о чернобыльской трагедии; способствовать формированию экологических знаний и использованию их в учебной и практической деятельности.
2. Развитие креативного мышления, а также формирование гражданской ответственности и патриотического воспитания учащихся.

3. Воспитание толерантности, духовно-нравственных чувств: чувства сострадания, бережного отношения к окружающему миру, любви к природе.

Оборудование: компьютер, мультимедийный проектор.

Ход мероприятия

Чернобыль… Одного хватает слова –

И сердце, как болезненный комок,

Сожмётся, ожидая вести новой,

И горькой пылью пахнет ветерок.

И не со звёзд небесных боль упала,

И не на твердь бесчувственных коленей –

А в грудь земли проникла злым запалом

И вероломно поселилась в ней.

Сегодня мы посвятим наш классный час одной из самых страшных техногенных катастроф XX века – аварии на Чернобыльской АЭС.

Сегодня, спустя тридцать лет, что мы знаем о трагедии в Чернобыле?

Ответы учащихся…

В середине 50-х г. в Советском Союзе появилась новая отрасль народного хозяйства - ядерная энергетика. Одна из атомных станций была возведена в 160 км от Киева на берегу реки Припять около небольшого города Чернобыль. Для работников станции неподалеку построили современный город, который, как и река, получил название Припять. К началу 1984 г. Строительство Чернобыльской АЭС было закончено вошел в строй последний, 4, энергоблок. А всего два с половиной года спустя именно на этом блоке случилась крупнейшая авария.

Тогда весенним ясным днём

Ничто не предвещало горя,

Светило солнце и кругом –

Всё в свежей зелени уборе.

Но что-то было в той весне,

В её уж слишком ясном взоре

И в той прозрачности небес,

И в том невиданном напоре.

В ночь с 25 на 26 апреля 1986 г в результате взрыва ядерного реактора обрушились некоторые конструкции станции и начался сильный пожар . В результате, многие семьи пострадали и потеряли близких и родных людей. Уже спустя час после взрыва радиационная обстановка в Припяти была очевидна. Никаких мер из-за аварийной ситуации предпринято не было: люди не представляли, что делать. Согласно инструкциям и приказам, существующим уже 30 лет, решение об эвакуации населения из пораженной зоны обязаны были принимать местные власти. Ко времени прибытия Правительственной комиссии уже можно было эвакуировать всех жителей Припяти, причем даже пешком. Но никто не решился взять на себя такую ответственность. С утра, 26 апреля, все дороги Чернобыля были залиты водой и непонятным белым раствором, всё было белым, все обочины. В город было стянуто множество милиционеров. Но они ничего не делали - просто расположились у объектов: почты, дворца культуры. Везде гуляли люди, маленькие дети, стояла сильная жара, люди ехали на пляж, на дачи, на рыбалку, отдыхали на речке у охлаждающего пруда - искусственного водохранилища близ АЭС.

И вот сегодня, спустя тридцать лет, что мы знаем о трагедии в Чернобыле? Множество самого разного. Знаем о том, что, взрыв на четвертом энергоблоке Чернобыльской АЭС рванул в 01 час 23 минуты 48 секунд. Что за черту, обозначенную страшноватым словом «зона», было выселено 135 тысяч человек. О том, что из многомиллионного Киева весной уехали дети. О счете номер 904, открытом в сбербанке, куда поступали деньги для чернобыльцев. О том, что денег никто не пожалел, отдали их – кто сколько мог – все жители страны. И сложились эти рубли во многие сотни миллионов – об этом мы тоже знаем. Известно и то, что ликвидация последствий грандиозной катастрофы обошлась государству в миллиарды. О беспримерном мужестве первых часов страшной апрельской ночи, когда люди, не жалея себя, шли в огонь и были насквозь прошиты смертоносной радиацией, сообщалось подробно…

Только благодаря патриотизму и самоотверженности участников ликвидации последствий чернобыльской аварии был изолирован очаг радиационного заражения ценой их собственной жизни и здоровья.

Простые добрые ребята,

Их тысячи и их не счесть.

Они здесь потому, что надо!

Чернобыль – совесть их и честь!

Говорят, что у нас нет людей, способных на подвиг, а оказывается, что они живут рядом с нами и беда называет их имена…

Их было 28 пожарников Чернобыля, которые приняли в ночь с 25 на 26 апреля 1986г первый, самый жестокий удар на 4 блоке атомной станции. Сегодня мы их называем “шеренгой № 1”. Никто из этой шеренги не отступил перед лицом опасности. И каждый достоин того, чтобы о нем написали книгу.

Это Владимир Правик, Виктор Кибенок, Леонид Телятников, Николай Ващук, Василий Игнатенко, Владимир Тишура, Николай Титенок, Борис Алишаев, Иван Бутрименко, Михаил Головненко, Анатолий Хахаров, Степан Комар, Андрей Король, Михаил Крысько, Виктор Легун, Сергей Легун, Анатолий Найдюк, Николай Нечипоренко, Владимир Палачега, Александр Петровский, Пётр Пивоваров, Андрей Половинкин, Владимир Александрович Прищепа, Владимир Иванович Прищепа, Николай Руденюк, Григорий Хмель, Иван Шаврей, Леонид Шаврей. Шестеро из них скончались от острой лучевой болезни. Ценой своей жизни герои отвели беду, спасли тысячи человеческих жизней.

Всего в ликвидации пожара на Чернобыльской АЭС участвовало 69 сотрудников пожарной охраны и 19 единиц техники.

Первыми из первых на пути атомного огня, рвавшегося из повреждённого четвёртого блока ЧАЭС, стал пожарный караул во главе с лейтенантом Владимиром Правиком.
Через несколько минут рядом с товарищами сражался караул под командованием лейтенанта Виктора Кибенка. Спустя считанные минуты уже руководил и лично участвовал в тушении пожара начальник ВПЧ-2 по охране ЧАЭС майор Леонид Телятников.

Хочу рассказать небольшой случай, который произошел с лейтенантом Правиком в этот день. Несмотря на привычный ритм дежурства, какое-то предчувствие мучило Правика. Факт, есть факт, эта тревога вошла в его душу. Второй раз в жизни он ушел в “самоволку”, правда, на несколько минут. “Возьму грех на душу, повидаю дочь”.

Что случилось? - Надя испуганно кинулась ему на встречу.

У меня всего полминуты. Как Наташка?

Правик быстро подошел к кроватке дочери.

Да нет же, все в порядке, я ее уже выкупала, накормила. Что с тобой, Правик?

Я очень люблю тебя, слышишь!

Володя внимательно посмотрел на нее, обнял и быстро вышел, но вдруг вернулся и спросил:

Где наш магнитофон? Запишу что-нибудь к празднику. А заодно - и свой голос.

Не гори, Правик…

Не буду.

Всего несколько минут заняла стремительная поездка. Простим их ему. Как знать, может быть она придала ему крупинку того мужества, с каким он через несколько часов пойдет в атаку. Магнитофон затерялся в суматохе аварии! Как знать, может быть, где-то лежит и сейчас пленка с его голосом?

Самое страшное то, что эта трагедия еще не закончилась, и от нее страдают дети. Они знают, что в любой момент могут умереть, знают причину своей болезни. Вот, что они говорят:

Из воспоминаний детей

1-й ученик. Пришла мама. Вчера она повесила в палате икону. Что-то шепчет там в углу. Они все молчат: профессор, врачи, медсестры. Думают, что я не подозреваю… Не догадываюсь, что скоро умру. У меня был друг. Его звали Андрей. Ему сделали две операции и отправили домой. Ждала третья операция… Он повесился на своем ремешке… в пустом классе, когда все сорвались на урок физкультуры. Врачи запретили ему бегать, прыгать. Юля, Катя, Вадим, Оксана, Олег, а теперь – Андрей… “Мы умрем, и станем наукой”, - так думала Катя. “Мы умрем, нас забудут”, - так думал Андрей. “Мы умрем…”, - плакала Юля. Для меня теперь небо живое, когда я на него смотрю…Они там…

3-й ученик. За нами приехали солдаты на машинах. Я подумала, что началась война. Помню, как солдат гонялся за кошкой… На кошке дозиметр работал, как автомат: щелк, щелк… За ней – мальчик и девочка. Это их кошка. Мальчик ничего, а девочка кричала: “Не отдам!.. бегала и кричала: “Миленькая, удирай!” А солдат с большим целлофановым мешком.

По данным Союза «Чернобыль» России из числа граждан, принимавших участие в ликвидации последствий катастрофы на Чернобыльской АЭС, инвалидами стали почти 90 тысяч человек (57 тысячам инвалидность связанна с ЧАЭС), ушло из жизни около 30 тысяч ликвидаторов и только 6-ти тысячам смерть связали с радиационным воздействием, кроме того, более 1,5 млн. человек проживает в загрязненных радионуклидами территориях, каждый четвертый из них – ребенок.

Несмотря на отдаленный период после Чернобыльской катастрофы, ее негативные последствия и в наши дни дают о себе знать.

Чернобыльская зона отчуждения сегодня.

На сегодняшний день здесь трудится порядка 6000 человек, которые приехали сюда со всей территории Украины. Трудятся они посменно – 15 дней находятся в зоне, 15 дней – за ее пределами. В зону их привозит из Славутича специальная электричка. В самом Чернобыле расположены только общежития работников. Официально жить на территории зоны запрещено, хотя через год после аварии 1000 человек вернулись в свои бывшие дома, из-за этого их прозвали самоселами. Некоторые из них живут в селах даже одни. Всего на сегодняшний день самоселов осталось около 300 – средний возраст от 60 и выше, к ним ездит почтальон, раз в месяц осматривает врач, администрация зоны платит пенсию. Также на территории ЧЗО действует 130 организаций, 30 из них крупные – это сама ЧАЭС, Чернобыльлес (заведует всеми насаждениями), Чернобыльсервис (коммунальное обслуживание), Чернобыльметалл (дезактивация и утилизация металла) и другие. Имеется несколько главных объектов – это сама ЧАЭС, хранилище отработанного ядерного топлива (ХОЯТ), строящееся захоронение для ядерных отходов со всей Украины.

26 апреля мы скорбим по умершим, сострадаем всем, кому пришлось пережить эту трагедию. Благодарим участников ликвидации последствий чернобыльской аварии. Они проявили мужество и героизм, предотвратили дальнейшее распространение радиации.

Чернобыль навсегда останется символом большого человеческого горя.
"Последствия Чернобыльской радиационной катастрофы еще не преодолены до конца..

Подведём итоги.

Ответьте на вопросы.

• Какой факт о Чернобыльской трагедии произвел на вас самое большое впечатление?
• Почему необходимо знать о трагедии в Чернобыле?
• Нужны ли атомные станции? Можно ли обойтись без них?
• Почему Землю можно назвать «хрупкой» планетой?
• Как вы считаете, достаточно ли только знаний для безопасной эксплуатации атомной станции?
• Перечислите качества, которыми должен обладать человек, «укрощающий» ядерную энергию.

Мир полный слез, мир созданный огнем,

В ночи прекрасной. Ставшей роковою.

Теперь и ночью чистою, и днем,

Лишен он жизни, злой судьбою.

Вокруг царит, лишь темное молчанье,

Друг другу некому сказать «Привет»!

А слышно лишь отчаянное, Гейгера

ворчанье,

Чернобыль очень крепко держит свой обет.

Обет молчать, что было и что будет,

Что время не залечит этих ран.

О том что бог, по своему ведь судит,

Раз так решил. Что создал злой буран.

Что в тот злощастный, год той бури

страшной,

Когда реактор, созданный в добро.

В момент развергся, вспышкою прекрасной,

Он превратился навсегда в большое зло.

25 апреля 1986 года навсегда останется в человеческих сердцах как день памяти погибших в радиационных авариях и катастрофах, как день благодарности людям, самоотверженно вставшим на защиту от ядерной опасности, как напоминание об ответственности человечества за судьбу планеты.

Из журналистского блокнота: невыдуманные истории. Леонид ДАЕН, г. Луисвилл, Кентукки

26 апреля 2001 года исполняется пятнадцать лет со дня чернобыльской трагедии. Несколько месяцев тому назад, в преддверии этой горькой даты, ЧАЭС, наконец-то, вывели из эксплуатации. Но значит ли это, что беда миновала, что все проблемы позади? Отнюдь! Последствия аварии тяжким эхом будут отзываться в народной судьбе еще не одно десятилетие. Ведь миллионы людей в нескольких областях Украины, Белоруссии и России обречены жить на территориях, по которым пронесся и оставил смертельный след страшнейший радиационный вихрь.

Начиная с первых дней после аварии мне, киевскому писателю и журналисту, не раз приходилось по газетным командировкам бывать в Чернобыле. Я встречался со многими людьми – энергетиками ЧАЭС и пожарными, строителями саркофага и учеными. В 1988 году увидела свет моя документальная повесть “Чернобыль – трава горькая”. И потом, вплоть до эмиграции в США в 1994 году, я неоднократно приезжал в 30-километровую чернобыльскую зону. Предлагаю читателям несколько печальных невыдуманных историй из моего журналистского блокнота.

Какой “улов”

Через 800 лет?

В малейших подробностях вспоминаю белокаменный мертвый город Припять: красивые многоэтажные дома, яркие разноцветные витражи и неимоверная, какая-то потусторонняя, нереальная тишина. Ни единой живой души в городе, где проживало 50 тысяч человек. На торце одного из зданий огромные красные литеры: “Партия Ленина – сила народная – нас к торжеству коммунизма ведет…” Вот так…

В горьком 1986 году мне довелось лететь на вертолете на высоте 25 метров над разрушенным, изуродованным четвертым реактором. Ужасное зрелище! С борта вертолета отчетливо просматривалась вытянутая “лисьим хвостом” полоса так называемого рыжего леса – след от первого пронесшегося здесь радиационного шквала. После этого полета я на месяц угодил в больницу.

И вот – пятнадцатая годовщина одной из страшнейших за всю историю человеческой цивилизации катастроф. Весь мир знает сегодня слово “Чернобыль”. Оно стало символом народного горя, страданий и одновременно низкой технической культуры, профессинальной некомпетентности.

Чернобыль… Так называется горькая полынь-трава. Сколько сложено о ней песен и народных дум! Черная былиночка, черная быль… Невольно вспоминаются и переосмысливаются строки Сергея Есенина:

Спит ковыль. Равнина дорогая,

И свинцовой свежести полынь…

А здесь, в зоне, – свинцовой или радиационной? Свежести или тяжести? И на сколько десятилетий заснула равнина? Восемь лет тому назад Чернобылю исполнилось 800 лет. Я был тогда там и помню попытки местного руководства зоны с помощью средств пропагандистского дизайна не оставить незамеченной эту дату. С одной стороны – юбилей. С другой…

Впервые Чернобыль упоминается в Ипатьевской летописи, датированной 1193 годом. Летописец сообщает: князь Вышгородский и Туровский Ростислав, сын киевского князя Рюрика, “ехал с ловом из Чернобыля”.

А какой нынешний чернобыльский “улов” – цезий, стронций, плутоний?

“Приезжайте на помидорчики…”

Впервые после аварии я приехал в Чернобыль речным путем – по Днепру и Припяти. Это было в первой половине мая 1986 года. Из Киева в Чернобыльский порт один за другим плыли грузовые теплоходы. Они везли сухой бетон. Назначение его было хорошо известно – бетонировать пространство под разрушенным четвертым блоком. Существовала вероятность, что реактор провалится, и эту угрозу надо было исключить.

На одном из катерков, которые бороздили акваторию порта, я познакомился с речным механиком. Это был среднего роста пожилой человек с загоревшим до бронзы лицом.

– Мне ничего. Да вот сын работает на станции…

– Сами-то вы из Чернобыля? Город ведь уже эвакуировали.

– Нет, я из села Залесье. Это в полутора километрах от Чернобыля. Там теперь зона. Вход запрещен – не пройти. Всех отселили. А мы тут в городе нашли себе угол. Остались…

А дальше он поведал горестную и наивную историю, в которую трудно было поверить, как во все самые правдивые истории. Оказывается, в этот день на рассвете Яков Павленко со своей женой пробрался в родное село. С малолетства знают они здесь все стежки-дорожки. Окольными путями ухитрились обойти посты. Более того, пронесли с собой рассаду пятисот помидорных кустов.

– Но зачем? – удивился я.

– Но это ведь радиационная зона!

– А кто ее видел, эту радиацию? Когда эвакуировали Припять и Чернобыль, начальство сказало: ничего с собой не берите, кроме самых необходимых вещей. Через два-три месяца вернетесь.

Его усталое бронзовое лицо озарилось радостной улыбкой:

– А у нас к тому времени помидорчики созреют. Приезжайте в августе. Угостим.

Где он сегодня, речной механик Яков Павленко? Как сложилась его судьба?

СериЯ Ж-62. ПЯть гвоздик на зеленом фоне

Почтовое отделение на Оболони – одном из крупнейших киевских жилищных массивов.

Когда Лариса спешила на почту, она обратила внимание, что вокруг стало меньше людей. Еще недавно оживленные проспекты теперь, в мае 1986 года, посуровели. Многие киевляне с детьми успели выехать подальше от родного города, попавшего в беду. А на почте многолюдно. От духоты и затхлости Ларисе стало дурно.

– Идите без очереди, – сказал ей кто-то.

– Давайте, что у вас? – протянула руку телеграфистка. – Вам телеграмму на каком бланке?

– Серия Ж-62. Пять гвоздик на зеленом фоне.

– У вас что, праздник? – послышался рядом нервный баритон.

– У всех тревоги, волнения. А ей пять гвоздик на зеленом фоне подавай…

Телеграфистка в привычном ритме считала слова. Вдруг ее рука застыла в воздухе. Она бросила быстрый взгляд на Ларису и вторично, на этот раз внимательно прочитала текст: “Москва, улица маршала Новикова, 23, шестая клиническая больница, корпус 1, палата 842, Телятникову Леониду Петровичу. Мой любимый, поздравляю с нашим праздником. Моя любовь и вера с тобой. Поцелую завтра. Твоя жена”.

– Вы жена Телятникова? – перегнулась через стойку и припала к щеке Ларисы телеграфистка. – Передайте ему пожелания здоровья.

Это была годовщина их свадьбы. Тринадцать лет тому назад в Кустанае родилась семья. Теперь у них уже два сыночка. Начальник военизированной пожарной охраны Чернобыльской АЭС получил телеграмму в тот же день. И тогда же потерял он своих друзей-пожарных Владимира Правика и Виктора Кибенка. Они умерли в той же больнице от лучевой болезни. Где-то между часом и двумя ночи. Примерно в это же время суток пятнадцать дней назад оба лейтенанта вступили в поединок с огнем на атомном блоке среди потоков беспощадной радиации. Они победили огонь. Но какою ценой?

Девятого мая Кибенок еще поднялся сам. Зашел в палату Правика:

– С Днем Победы, Виктор, друг!

Счет их жизни уже шел на часы. Этого не знали ни они сами, ни их друзья-пожарные. К Правику в палату заглянул товарищ по части Хмель.

– Слушай, Петро, – Правик тяжело дышал. – Я ведь тебе сутки задолжал. Помнишь, ты за меня дежурил? Не знаю, когда смогу отдать. Ты, Петя, не волнуйся. Добре?

Дольше всех держался Николай Титенок, крепкий, жилистый, богатырского роста. Впоследствии его жена Татьяна рассказывала мне:

– В моей памяти Коля сохранился таким, каким он был во время наших свиданий. Бежит навстречу через луг с георгинами. Белая рубаха на спине надута, как парус. Мастер на все руки. И при этом был сентиментальным, посвящал мне стихи.

Однажды, когда Таня приехала в больницу, Николай сказал:

– Танюша, привези мне из Припяти облепиховое масло.

Он не знал, что город эвакуировали. На тумбочке возле кровати лежал календарик. Николай неторопливо поводил по нему пальцем, словно что-то подсчитывал. Наконец, твердо сказал:

Лучевая болезнь… развитого социализма

А другая Татьяна, жена Виктора Кибенка, рассказывала мне, как она навестила мужа в палате номер 806 за несколько дней до его кончины. В какой-то момент встречи Виктор потянул одеяло, и обнажилась его нога. Жена успела заметить, что нога покрылась темными пятнами, почти почернела. Когда я готовил к печати в 1988 году свою документальную повесть “Чернобыль – трава горькая”, то решил использовать в книге и этот эпизод.

И вот этот горестный абзац – среди прочих! – вызвал самые решительные возражения цензора. Почему? Оказалось, что я рассекречиваю… течение лучевой болезни. А это, представьте себе, страшная государственная тайна. “Но ведь так протекает болезнь не только в условиях развитого социализма”, – пытался я что-то доказывать. – Где логика?”

Все, что касалось аварии на ЧАЭС, было долгое время окружено завесой строжайшей секретности. Весь мир 26 апреля 1986 года знал о катастрофе. Точные приборы многих европейских стран сразу же зафиксировали резкое повышение радиационного фона. Одна жительница нашего Луисвилла, бывшая киевлянка, рассказывала мне, что в тот же день 26 апреля ей позвонила из Америки сестра и спросила, какая в Киеве обстановка после аварии. А мы, жившие под боком у ЧАЭС, и слыхом не слыхивали тогда о ней.

Более того, 1 мая 1986 года в Киеве на Крещатике устроили пышную демонстрацию. Сам имел несчастье вместе с женой принимать в ней участие. Родители шагали в многотысячных первомайских колоннах вместе с детьми мимо правительственной трибуны, на которой стояли руководители республики во главе с членом политбюро ЦК КПСС Владимиром Щербицким. Не знаю, где в это время были внуки “могучей руководящей кучки”, расположившейся на трибуне, – пожалуй, далеко от Киева. Но убежден, что детишки, сидевшие с разноцветными шариками в руках на плечах отцов, были заложниками, а, точнее, жертвами этой неслыханной, беспрецедентной дезинформации и лицемерной лжи. И весь этот помпезный праздник в солнечном Киеве за сто с небольшим километров от развороченного реактора должен быть назван однозначно – преступлением против человечества.

Как назло, календарь в том году подарил соотечественникам в начале мая четыре выходных дня: два праздничных и два выходных. И с первого по четвертое мая многие киевляне подались на природу, садовые участки и в полной мере наглотались радиации. Это было особенно опасно потому, что ветер, дувший сразу после аварии на север, в сторону Белоруссии, начиная с 30 апреля, круто изменил направление и гнал смертоносные потоки на юг, к Киеву.

Нам, украинским журналистам, было неимоверно трудно донести до читателей горькую информацию о катастрофе. Вначале нас попытались оградить от реальных фактов. А когда мы все-таки стали прорываться в Чернобыль, жесткая, неумолимая цензура безжалостно вычеркивала все, что хоть в какой-то мере могло запятнать честь первой в мире страны социализма. Цензоры требовали от нас виз Госгидромета, Минздрава, других инстанций. Но любая попытка получить у них визу была обречена на провал. Хорошо помню, как в первой половине мая 1986 года многие специалисты в Чернобыле недоумевали:

– В чем дело? Почему молчит Горбачев? Ведь в стране, так сказать, гласность.

И только спустя почти три недели после аварии генеральный секретарь ЦК КПСС обратился к своему народу. Но и в той его эзоповской речи были смещены многие акценты, было немало фигур умолчания. Свыше двух десятилетий тому назад я познакомился в Институте атомной энергии имени Курчатова с благородным и честным ученым, подлинным интеллигентом академиком В. Легасовым, который впоследствии ушел из жизни при трагических обстоятельствах. После аварии довелось читать заметки Валерия Алексеевича. В них сказано: “Меня волнует, что широко известна лишь внешняя сторона этой самой большой трагедии: ошибки и трусость одних людей, беды и психологический шок других, героизм и изобретательность третьих… Людей же, которые знают истинные истоки и возможные причины Чернобыля, очень мало. Да и большинство из них ограничено в возможностях высказаться. Я знаю, кто бил в колокола, а кто обрезал этим колоколам языки…”

Когда министр нажал кнопку…

Это респекабельное служебное здание находится в самом центре Москвы рядом с Красной площадью, в Китайском проезде. Возле массивных дверей столь же массивные и внушительные вывески ведомств. Одна информировала, что здесь Министерство энергетики и электрификации СССР. Надпись на соседней – это сразу же бросалось в глаза – немного более свежая, сделанная позже: “Министерство атомной энергетики СССР”. Различие в яркости красок не было случайным. Второе министерство отпочковалось от первого. И произошло это после чернобыльской катастрофы. Или благодаря ей?

Я приехал в Москву, чтобы взять интервью у министра атомной энергетики Н.Ф. Луконина. Это было в 1989 году. Николай Федорович оказался на месте. Правда, секретарь сказала, что сейчас должно начаться совещание. Но министру доложила. И тут же широко распахнула двери:

– Заходите, пожалуйста.

Это было для меня полной неожиданностью. Как и то, что наша беседа затянулась на несколько часов, а какое-то совещание перенесли. Только спустя некоторое время, я понял причину столь необычного сюрприза, не имеющего ничего общего с жесткими бюрократическими стереотипами. Как выяснилось, это было последнее или, по крайней мере, одно из последних интервью министра. Очень скоро после нашей встречи (конечно же, тешу себя мыслью – не из-за нее), министерство было ликвидировано и слилось с ведомством среднего машиностроения. И в газете “Радянська Украiна” (ныне – “Демократична Украiна”), где я работал экономическим обозревателем, наша беседа была уже напечатана как интервью с экс-министром экс-министерства. Правда, перед закрытием ведомства министерские чиновники успели мне сильно потрепать нервы. Потребовали подготовленный к печати материал на визу (напоминаю: шел уже 1989 год – гласность в разгаре!), в Киев он возвратился вдвое большим по размеру. И хотя беседу я записал на диктофон, в нее включили дополнительные соображения и аргументы, не высказывавшиеся в ходе интервью. Это вызвало необходимость в журналистских комментариях. Вся эта ведомственная возня вокруг интервью лишний раз засвидетельствовала: даже спустя три года после аварии, даже перед своей бесславной кончиной, на последнем издыхании, Минатомэнерго стремилось любой ценой навязать общественности – как истину в последней инстанции – свою, ведомственную точку зрения на чернобыльскую аварию, доказать, что вот сейчас, благодаря заботам и усилиям штаба отрасли, уровень безопасности работы ЧАЭС многократно возрос.

Вынужденный признать, что на ЧАЭС была допущена не одна, а, по крайней мере, с десяток последовательных грубейших ошибок и что именно потеря управления станцией привела к аварии, министр тут же поправился, сменил критический тон на бодро-оптимистический и сказал буквально вот что:

– Однозначно заявляю: если бы сегодня произошло невероятное полностью повторились бы ошибки, допущенные персоналом ЧАЭС, аварии с тяжелыми последствиями все равно не случилось бы. Теперь такие ошибки стали невозможными благодаря новым техническим мерам. Приходится только удивляться такой чиновничьей амбициозности и самоуверенности. Сколько грубейших технологических нарушений и серьезных ЧП произошло на ЧАЭС после бравого заявления министра! Вот уж воистину неискоренимы синдром самодовольства и парадной рапортомании!

Естественно, руководитель ведомства не преминул бросить камень в чужой, забугорный огород. Он напомнил корреспонденту о больших авариях на Западе. В частности, в США на АЭС “Три Майл Айленд” в 1979 году. Я возразил, что на этой станции огромная часть радиоактивных веществ осталась под защитной оболочкой, а в Чернобыле, наоборот, вредные выбросы загрязнили территорию многих областей Украины, Белоруссии и России – 100 тысяч квадратных километров! Министр посмотрел на меня пристально-бдительным взглядом не столько хозяйственника, сколько секретаря по идеологии, и перевел разговор на другую тему.

Но самое занимательное и одновременно печальное произошло в конце беседы. Я спросил, в каком режиме работает в данный момент ЧАЭС? Луконин нажал кнопку. Справа от него на дисплее вспыхнули зеленые строчки. Я обратил внимание, что при установленной мощности трех действовавших тогда блоков в три миллиона киловатт станция фактически работала с превышением этой мощности, то есть нарушала технические нормативы.

Министр явно смутился. Я не стал спрашивать, для чего перевыполнение. И так было ясно – снова для ударного трудового рапорта. Хозяин кабинета чертыхнулся, посмотрел на часы и сообщил, что время интервью истекло.

Белая хата в мертвом селе

Горький, рвущий душу сюжет. Пожилая женщина из небольшого лесного села вблизи Чернобыля после эвакуации получила в Белой Церкви благоустроенную квартиру с городским комфортом, телефоном. Но сердцем тянулась к родной обители.

Однажды попросилась в зону. Загрязненные радиацией вещи вывозить не разрешалось. Можно было брать только фотографии. За ними и приехала женщина. Муж погиб на фронте, и она хотела сберечь на память его снимки. Ей выписали пропуск. И вот она пришла в село, заросшее полынью. Вокруг тихо-тихо. Лишь ветерок изредка шелестит листвой. Тяжкий комок подкатил к горлу. Когда она приблизилась к пустынной хате, на глаза навернулись слезы.

Что сделала она в эти минуты душевного смятения? Развела известь и побелила хату. Да так побелила, как не делала этого никогда прежде. Вложила в работу всю свою душу, все отчаяние, всю печаль-тоску. Домишко засиял лебединой чистотой, засветился, как солнышко. Женщина постояла перед ним, низко склонила голову:

– Прощай, батькова хата. Не суждено мне вернуться к тебе. Но до последнего моего вздоха ты будешь жить во мне такой белоснежной красавицей. И разве имеет значение, что никто не увидит твоей красы?

Это не легенда. Печальный факт из летописи 30-километровой зоны. Я был в этом селе и видел белую хату среди полного запустения.

Официальный статус этой чернобыльской зоны – зона отчуждения. Но в некоторых здешних селах приходилось мне встречать так называемых самоселов. Тогда в 76 населенных пунктах проживало 819 человек.

Пожалуй, типичным можно было назвать село Опачичи. В нем тогда, в 1994 году, было несколько десятков пожилых людей 60-70 лет. Как и остальные, они были эвакуированы в 1986 году. На новом месте им построили кирпичные дома. А они возвратились. Почему? Этот вопрос я задавал многим. Одни жаловались, что новостройки сырые: “Вытаскиваю утром из-под лавки сапоги, а они аж зеленые от плесени. А моя деревянная хатка сухонькая-сухонькая. Как скрипочка”.

Но большинство не скрывало острой ностальгии по родным проселкам, дорогим могилам предков под невысоким полесским небом. “Незаконные люди” на родной земле. Помню встречу с одними такими “нарушителями”-нелегалами. Семья Авраменко держала корову, свиней, по двору бегали куры. На столе колбаска, соленые огурчики, сметана, молоко.

– Ешьте, ешьте, – приговаривали хозяева. – Все свое – вкусное, свежее. Не то что у вас, в Киеве.

– А радиация?

– О чем вы говорите? Это ж, считайте, нарочно завышали фон. Я сам видел, – клялся Михаил, – как дозиметристу ставили могарыч, чтобы он поднял показатель. А сколько командировочных прикрепляли дозиметры не к нагрудным карманам, а к штанинам возле обуви, чтобы от травы быстрее набрать рентгены. Выше фон – выше льготы. Коту ясно.

И смех, и грех. Защитная реакция организма: убедить кого-то или самого себя? В селе никаких праздников. Только поминки.

Но увидели бы вы огромные, прекрасные рушники, вышитые Анной Авраменко, женой Михаила! Глаз не оторвать. Какие розы полыхают! Видно, на израненной земле исстрадавшаяся душа с особой остротой чувствует красоту обреченной природы. И тянется к ней.

Чернобыль… Уже более 30-ти лет прошло с тех пор как это слово ворвалось величайшей трагедией в нашу жизнь, оно возвестило миру о самой масштабной техногенной катастрофе двадцатого столетия. До ужаса перепуганные "мирным атомом" обыватели готовы были поверить в самую невероятно фантастическую версию случившегося: землетрясение, инопланетяне, испытание нового оружия. А официальное руководство огласить результат расследования не торопилось.

Смертельная радиация, мутанты, рак и всякое такое - это первое, что приходит на ум при слове Чернобыль. Это место вызывает панический страх у миллиона людей по всему миру. В истории человечества еще ни разу не было такой ужасной трагедии, виновником которой стала беспечность людей. Мир до сих пор живет в плену растиражированных штампов, глубоко укоренившихся в подсознании. Все в полной мере осознали, что атом может служить не только мирным целям.

Прошло уже более 30 лет, а многим ученым, которые пытались разгадать загадку того трагического апрельского дня 1986 года, до сих пор не дает покоя основная причина, повлекшая за собой разрушение 4-го реактора. Очевидцы ликвидаторы, оставшиеся в живых, говорили: "Вы не можете даже пытаться рассуждать о том, что было в Чернобыле, если не видели разрушенный реактор своими глазами".
Одно известно точно, что эксперимент, проводившийся той ночью на четвертом реакторе, вышел из-под контроля работников станции.

Очевидец первых минут техногенной катастрофы - начальник смены станции Б. Рогожкин описывал это так:"Ночью 26 апреля 1986 года я наблюдал светящийся столб из шахты реактора, правильной цилиндрической формы, высотой и диаметром с трубу второй очереди (диаметр трубы - 20 метров, а ее высота - 100 метров). Внутри этого светящегося столба плавно поднимались и опускались фигуры различной формы (подобно тому, как это происходит в китайском фонарике), при этом цвета были такими, каких я в жизни не видел".

Результат взрыва расценивался как глобальная техногенная катастрофа планетарного масштаба: 190 тонн выброшенных в атмосферу радиоактивных веществ и восемь тонн радиоактивного топлива, что было равнозначным взрыву пятисот атомных бомб, сброшенных на Хиросиму в 1945 году. Радиацией было заражено более 145 тысяч квадратный километров территории Украины, Беларуси и России.

Но самое страшное в этой истории то, что население было предупреждено об опасности лишь спустя два дня. Как всегда государственные деятели ставили на карту сначала свою репутацию потом лишь жизни тысяч людей. Сто пятнадцать тысяч человек начали эвакуировать из зоны отчуждения с большим опозданием.

Чернобыльская зона отчуждения самая большая территория в Европе с закрытым доступом она по размерам сопоставима с некоторыми странами. А в центре этой зоны Чернобыльская атомная станция - памятник самой большой техногенной катастрофы в мире.

Художники, как люди творческие, никогда не оставались в стороне от всех злободневных проблем, происходящих на земном шаре. И тема Чернобыля не обошла их стороной.
Многие художники Беларуси, Украины, России - одни из тех, кто сам родом из районов, пострадавших от радиации, кто воочию видел тот ужас, в который повергла катастрофа благодатный край, находящийся в самом центре Европы. Их работы пропитаны трагизмом и болью, заставляют задуматься о главном - о цене человеческой беспечности, и о бесценной жизни самого человека.

А некоторые творцы спустя годы едут в те места, что бы проникнуться той атмосферой и выплеснуть свои впечатления и щемящие чувства тоски, страха, боли от увиденного - на холст, в каменную скульптуру, стихи. А некоторые оставляют на стенах разрушающегося города рисунки графитти, которые "звучат" как мольба о помощи.

И вот район Чернобыльской АЭС,
Посёлок Припять – маленькое чудо.
Здесь крышами касается небес
Домов многоэтажных амплитуда.
Посёлок химиков, монтажников, врачей,
И энергетиков, чей труд особо знатен,
Кто трудовою доблестью своей
Стране приносит пользу в киловатте.
Сейчас вдруг опустел и вымер он,
Здесь людям оставаться нет резона,
Ведь этот прежде обжитой район
Теперь объявлен заражённой зоной.

Двадцать три года спустя - Чернобыльская станция прекратила генерацию электроэнергии. "В настоящее время ведутся работы по выводу из эксплуатации Чернобыльской АЭС и преобразованию разрушенного в результате аварии четвёртого энергоблока в экологически безопасную систему". На атомной трудится коллектив в семьсот человек, который своим трудом в нечеловеческих условиях совершает подвиг во имя всего живого. Атомный монстр должен быть полностью ликвидирован к 2065 году. А истинные причины взрыва до сих пор остались неизвестны, и очередной апокалипсис может повториться в любой момент...